ПУБЛИКАЦИИ / Концепция культурного ландшафта в исследовании и репрезентации фольклора

А.А. Иванова
В.Н. Калуцков (Москва)

Концепция культурного ландшафта в исследовании и репрезентации фольклора

1. Морфологическая модель культурного ландшафта
и ее предметная интерпретация

    Формирование интердисциплин на стыке различных научных сфер - заметная тенденция развития научного знания последних десятилетий. На границах двух наук, например, возникли лингвофольклористика, этноботаника, лингвогеография, на стыке трех - лингвопсихофольклористика, лингвоэтноботаника и другие. Тем самым вчерашние научные "маргиналы" конституируются, приобретают определенный научный статус и начинают существовать наряду с монодисциплинами, породившими их. В результате система границ в области научного знания о традиционной культуре значительно усложнилась, а объектное и предметное поля оказались многократно "перекроенными".
    Объективной причиной отмеченного интеграционного процесса стало новое "прочтение" исследователями природы фольклорного текста (шире - фольклорной традиции)1 и его контекстуальных связей (как вербальных, так и невербальных)2 . Ограниченные возможности их монодисциплинарного описания и изучения заставляют ученых обращаться к методологическим и методическим принципам, позволяющим схватывать структурную сложность и многомерность фольклорной культуры. Не случайно в современном научном терминологическом аппарате понятия междисциплинарность, полидисциплинарность, комплексность заняли ключевые позиции. Между тем, единства в их понимании и интерпретации нет до сих пор. Одна из удачных попыток их дефиниций - статья А.С. Каргина "Комплексный подход к изучению фольклора: от полидисциплинарности к интертекстуальной фольклористике" 3.
Термин комплексность, с нашей точки зрения, имеет как минимум две сферы приложения. С одной стороны, при его посредстве передается структурная неоднородность изучаемого объекта, с другой - им же обозначается исследовательский инструментарий, позволяющий отражать и изучать эту сущность объекта. Понятия же междисциплинарность и полидисциплинарность целиком относятся к области исследовательской методологии. Другими словами, отношения между тремя рассматриваемыми терминами выстраиваются не как линейные, а как иерархические зависимости:


    Полидисциплинарность и междисциплинарность предполагают соединение возможностей различных научных дисциплин в рамках одного исследовательского процесса. При этом характер их комплексирования в одном и в другом случае будет принципиально разным.
    Полидисциплинарное исследование выстраивается как простое их соположение, параллельное сосуществование. Достигается это тем, что целостный культурный объект (например, локальная песенная традиция) расщепляется на отдельные составляющие, каждая из которых описывается и интерпретируется с позиции определенной науки: словесная ткань текста изучается фольклористами, музыкальный строй - этномузыковедами, кинетический код - хореографами и т.д. При этом разночтения, неизбежные по причине методологических, методических и прочих установок разнопрофильных специалистов, заложенные на начальной фазе исследования, на завершающей его стадии могут привести к тому, что сумма полученных "знаний" об объекте представит его в искаженном виде. Избежать этих последствий можно только в том случае, если действия исследователей будут согласованными и сориентированными на разнообразные формы взаимодействия. Одной из первых удачных попыток полидисциплинарного изучения отдельных локальных культурных традиций следует признать экспедиции второй половины 20-х годов ХХ века на Русский Север под руководством К.К. Романова, организованные секцией крестьянского искусства Государственного института истории искусств. В них приняли участие специалисты по народной архитектуре, фольклору, музыке, хореографии, театру (А.М. Астахова, И.В. Карнаухова, Е.В. Гиппиус, Н.П. Колпакова, З.В. Эвальд, Е.Э. Кнатц, В.Н. Всеволодский-Гернгросс и другие). Подготовленные по материалам экспедиционных записей сборники научных трудов4 до сих пор остаются образцовыми в жанре комплексного полидисциплинарного исследования.
    В наши дни с целью активизации и успешного развития подобного рода работ активно используются такие интерактивные организационные формы как временные творческие коллективы (значительная их часть создается для выполнения грантовских проектов), междисциплинарные группы, проблемные лаборатории, постоянно действующие междисциплинарные научные семинары (как, например, работающий 13 лет на площадке географического факультета МГУ семинар "Культурный ландшафт" 5 или более молодой, но быстро развивающийся на базе филологического факультета МГУ семинар по полевой фольклористике)6.
    Междисциплинарное исследование ставит иную сверхзадачу: изучаемый объект берется во всей его целостности, нерасчлененности, системной комплексности. Это означает, что его отдельные элементы изучаются в системных связях друг с другом. Такой тип комплексирования разных научных дисциплин может быть охарактеризован как синтез. Он предполагает ряд операций по определению общих для разнопрофильных специалистов "координат" в области

1) объекта и предмета исследования,
2) его теоретико-методологических оснований
3) и научного языка.

    Ниже представлены некоторые результаты конкретного междисциплинарного взаимодействия и открываемые им перспективы в изучении и репрезентации фольклорного текста6.

    Методологическим основанием междисциплинарного исследования стала концепция культурного ландшафта (КЛ), морфологическая модель которого была разработана географами, фольклористами и этнографами в процессе реализации совместных исследовательских, экспедиционных и издательских проектов7.
    Под культурным ландшафтом понимается природно-культурный комплекс, созданный и/или освоенный сообществом людей.

    Основными компонентами КЛ являются:


    Два последних компонента являются также универсальными способами описания, сохранения и ретрансляции культурного ландшафта во времени и пространстве. Соответственно по отношению к ним все другие компоненты КЛ выступают как объекты описания, формирующие содержательный (сюжеты, мотивы, образы), поэтический и функциональный (контексты бытования и целевые установки) планы фольклорных текстов.
    Объектная модель предложенного понимания культурного ландшафта может быть представлена в виде схемы (рис. 1а).


Рис. 1. Объектная (а) и предметная (б) модель культурного ландшафта


    При монодисциплинарном и полидисциплинарном подходах природная среда оказывается в зоне интересов географии, языковая система - диалектологии, фольклор - фольклористики и т.д. При изучении культурного ландшафта, взятого в его целостности, в поле зрения исследователя попадают не только отдельные компоненты, но и их внутренние (системные) связи. Сопряжением нескольких компонентов, а, следовательно, и научных дисциплин, к ним обращенных, и достигается проблемное междисциплинарное комплексирование. В итоге приведенная выше объектная модель КЛ при определенной корректировке способна превратиться в предметную и выполнять координирующую функцию в организации и проведении междисциплинарных исследований. Для этого в нее должно быть введено еще одно звено, придающее целостность и устойчивость всей конструкции.
    Речь идет о том, что любой культурный ландшафт имеет своего "исследователя". В роли последнего выступает сообщество людей, которое создает, осваивает, осмысливает культурный ландшафт и "овеществляет" информацию о нем в разнообразных арте-, социо- и ментифактах. Именно в них репрезентируется "внутренняя" (исполнительская) точка зрения на КЛ, которая обязательно должна соотноситься с "внешней" (исследовательской). В противном случае выводы ученого будут грешить субъективностью и приблизительностью. С учетом сказанного предметная модель КЛ выглядит несколько иначе, нежели объектная (рис. 1а).
    Она очень удобна для проведения междисциплинарных исследований в силу своей пластичности, поскольку позволяет по-разному расставлять акценты в зависимости от того, ученый какого профиля с ней работает. Сосредоточенность на одном из компонентов не исключает, а предполагает учитывать его фоновые связи с другими, а это означает, что концепция культурного ландшафта позволяет получать достаточно объективные результаты при изучении таких сложных феноменов как культурная традиция.
    Другое преимущество предложенной предметной модели КЛ состоит в том, что она дает возможность описывать и изучать культурные традиции в конкретных и типологических пространственных проекциях, например: культурный ландшафт отдельного северного селения и поморский культурный ландшафт. Это открывает новые перспективы для культурно-ландшафтного районирования.

2.Географические песни в традиционном культурном ландшафте России: из опыта междисциплинарного исследования 8


    Далее демонстрация возможностей исследования фольклорной культуры с позиций концепции культурного ландшафта будет представлена на примере географических песен - фольклорных текстов с ярко выраженной реальной пространственной компонентой. Относясь к географически и этнографически сориентированному фольклору, эти песни всегда связаны с определенной территорией (страной, краем, городом, деревней) и сообществами людей, в них проживающими. Именно поэтому с формальной точки зрения они обязательно содержат топонимы, катойконимы, этнонимы, этниконы9 или антропонимы, организованные в спев путем нанизывания по принципу простого соположения. В результате ими формируется парадигматический словесный ряд с ассоциативным полем "Пространство".
    Художественный мир географических песен не является условной поэтической фикцией: в нем в причудливой форме сочетаются реальное физическое пространство и его образное восприятие членами сообществ. Другими словами, географические песни - это тексты-описания, тексты-оценки определенных культурных ландшафтов. Поскольку в формировании их семантики, морфологии и прагматики существенную роль играют географические факторы, текстологический анализ песен помимо собственно фольклористических методик, должен включать и ряд географических.
    "Географическое прочтение" песни предваряет операция территориальной локализации содержащейся в ней топонимической информации. С этой целью топонимы (этниконы, этнонимы и т.п.) переносятся на картографическую основу (при этом на карте им присваивается номер, под которым они упоминаются в тексте). Тем самым топонимы "закрепляется" на местности и относительно друг друга, а песня получает ряд географических характеристик, необходимых для ее содержательной и формальной интерпретации.
    Одна из главных географических характеристик - территориальный охват (или опеваемая территория). В соответствии с ней выделяются страновые, региональные, субрегиональные и локальные географические песни. Из них в базе данных нашего исследования (а она насчитывает более 240 текстов) наиболее широко представлены субрегиональные (в пространственном отношении они соотносятся с верховьем/низовьем реки или c селенческим кустом). Этому обстоятельству в немалой степени способствовала исторически устойчивая организация жизни традиционной русской деревни. В территориальном плане семейно-родовые отношения обычно проявлялись в виде куста деревень, образованного родовым центром и разбросанными вокруг него починками и выселками. Куст деревень, как правило, оформлялся административно в самостоятельную волость, и, что не менее важно для традиционного общества, выделялся в самостоятельный церковный приход. Тем самым система "куст - волость - приход" формировала на местном уровне относительно самодостаточный крестьянский мир. Эта система особенно хорошо была развита на Русском Севере, на территории Архангельской, Вологодской, Кировской областей, в Карелии, где в основном и записывались географические песни. Таким образом, возможный состав композиционных фрагментов каждой песни весьма ограничен и в значительной мере определяется географическим фактором.
    Внутри географической песни топонимы соорганизованы по принципу паратаксиса (простого нанизывания). Внешним пользователем, плохо знакомым с опеваемой территорией и ее историко-культурными традициями (а таковым очень часто оказывается исследователь), их отношения воспринимаются как случайные и равноправные. Обычно тексты с подобной структурой нестабильны и склонны к внутренней перегруппировке. Между тем, сличение вариантов свидетельствует об обратном. Разгадка этого феномена становится возможной только при посредстве картографического анализа. При перенесении на карту песенные топонимы, как правило, образуют определенную пространственную конфигурацию, выстраиваясь в линию или кольцо. Соответственно по характеру пространственной организации топонимического материала выделяются линейные, кольцевые и бессистемные географические песни (последние, как правило, представляют собой сильно разрушенные варианты двух первых).
    В линейных и кольцевых песнях топонимы располагаются не произвольно, но относительно определенного географического объекта-конфигуратора, в качестве которого выступают культурные (дорога, селение, улица) и природные (река, озеро, море) объекты или их сочетание. Соответственно выделяются подорожные, селенческие, уличные, поречные, поозерные и поморские песни.
    Примером кольцевой структуры может служить песня "Уж вы, девушки, сидите", записанная в Пинежском районе Архангельской области:

Уж вы, девушки, сидите, люли-люли,
Вы сидите, не дремлите, люли-люли,
Молодежь скоро подкатит, люли-люли,
Все хороша подойдет, люли-люли:
Все цыганы - да ваганы (1), люли-люли,
Чухчемяна-то (2) - братаны, люли-люли,
Едомёна-то (3) - горланы, люли-люли,
Шардомёна (4) - кашники, люли-люли,
Еркомёна (5) - водохлебы, люли-люли,
Церкогора (6) - церепаны, люли-люли,
Айногора (7) - шелгачи, люли-люли,
А залесяна (8) - пустынцы, люли-люли,
Ваймушона (9) ремховаты, люли-люли,
Карпогора-те (10) богаты, люли-люли,
Шотогора (11) чиковаты, люли-люли,
Марьегора - те (12) лузаны, люли-люли,
Покшона-то (13) - зубаны, люли-люли,
Кротовца-то (14) - кроты, люли-люли,
Земцовца (15) в стороны, люли-люли,
Немнюжана (16) на горы, люли-люли,
Киглохтяна-то (17) под горой, люли-люли,
А залывяна (18) - заброда, люли-люли,
Городите огороды, люли-люли:
Ваши кони пролетали, люли-люли,
Наши озими съедали, люли-люли,
Грибовцана-те10 (19) грибисты, люли-люли,
Мурьевцана-то (20) волкисты, люли-люли,
Трубкинцана (21) залуписты, люли-люли,
Пестенци-то (22) ракисты, люли-люли,
Горощана-то (23) крюкисты, люли-люли,
Зуевчана-то (24) тюлисты, люли-люли,
Зуевчана (25) воробьисты, люли-люли,
Кеврольцы (26) - богомольцы, люли-люли:
Стали ужинать садиться, люли-люли,
Нету Бога помолиться, люли-люли,
К огороде становились, люли-люли,
Они Ленину молились, люли-люли11.


    При ее картографировании (рис. 2) оказывается, что перечень деревень дается строго в соответствии с кольцевым маршрутом относительно р. Пинеги. Сначала поочередно в соответствии с реальным положением на местности называются все деревни, расположенные на левом берегу реки вверх по течению, начиная от Кевролы. В районе Кушкопалы песня "перебирается" на правый берег и "спускается" вниз по реке до деревни Марьина, где Пинега сливается с рекой Покшеньга. Далее маршрут песни очерчивает круг по обоим берегам Покшеньги и возвращается к исходной точке (Кевроле).


 
Рис. 2. Картосхема географической песни "Уж вы, девушки, сидите"

    В итоге в песне выделяется пространственный центр, с позиции которого перечисляются и оцениваются деревни и их жители: он размещен в месте замыкания кольцевой структуры. Топонимы, разведенные в тексте и стоящие соответственно в начале и в конце, на карте оказываются соединенными. Таким образом, пространственная структура песни, придающая ей связность и целостность, не проявленная на уровне текста, обнажается при обращении к ее географическому контексту. На эту роль воображаемой навигационной карты при исполнении географических песен указывают и сами информанты: "Там до Марьиной опоем, на эту сторону [реки переходим. - Сост.]. До Кевролы тут. Сочинили женщины. По ходу тут деревни все пропеты" (Пин., д. Кеврола, М.К. Залывская, 1928 г.р.).
    В географических песнях с линейным топонимическим рядом в качестве объекта-конфигуратора обычно выступают река, дорога или улица: "Всю деревню с начала до конца опоют" (Пин., д. Веегора, И.И. Рюмина, 1915 г.р.); "Кажный дом по порядку" (Пин., д. Большое Кротово, А.С. Яковлева, 1921 г.р.)"; "Был у нас в коммуне счетовод, дак он весь район, как поедет, весь - с верхоты да всех: кто какой" (Пин., д. Кобелево, А.Д. Богданова, 1915 г.р.); "Это один все складывал. Суворов Николай Александрович его звали, жил в Федоровском. И он пел про весь наш сельсовет, про все деревни, что по реке были. Все эти деревни стоят прямо по реке до Погорелки. А Новоселиха уже в сторонке, он про неё не пел" (Вох., с. Спас, Ф.А. Борушкова, 49 лет); "Про каждую деревню ведь есть. Раньше плывешь на лесу, на пароме: мимо какой деревни плывешь, про ту деревню песню" (Пин., д. Шардомень, В.С. Чемакин, 1903 г.р.). Причем в поречных песнях деревни, как правило, перечисляются по течению реки, т.е. от верховий к низовьям: "Сверху и до низу" (Пин., д. Шотова гора, Т.И. Зубова, 1929 г.р.), "На дваццать километров песня сверьху идет" (г. Великий Устюг, Ф.Н. Шильцева, 1928 г.р.). При других ориентирах (дорога, улица) вектор направленности маршрута не имеет существенного значения. Востребованными остаются принципы полноты и последовательности: "Всю деревню с начала до конца опоют" (Пин., д. Веегора, И.И. Рюмина, 1915 г.р.), "Вот так всех по порядку" (Пин., д. Шотогорка, А.И. Подшивалова, 1935 г.р.). Выбор точки отсчета географического спева зависит от лирического героя песни или конкретного певца (что не одно и то же). В ряде песен она маркирована на уровне текста: "От Варнавина в Урень сорок восемь деревень" (Вар.), "Мы от Суркова начнем" (г. Архангельск), "Прости, Тверь" (г. Тверь), "Прощай, Лальский наш посад" (Луз.).
    Еще одна географическая характеристика песен, выявляемая при их картографическом анализе, - географическая однородность/неоднородность. В неоднородных географических песнях представлены топонимы, соответствующие разным типам мест/селений, что в итоге приводит к переорганизации, искривлению песенного пространства. Обычными следствиями этого процесса являются его уплотнение (замена одного топонима на гроздь микротопонимов) и перевод географического спева с мелкого масштаба на крупный, например, с деревенского на окольчанский. Примером подобной песни может служить приведенная выше пинежская припевка "Уж вы, девушки, сидите". Поскольку каждый масштаб имеет свой спектр историко-культурных и этнографических "смыслов, значений, функций"12 , "переключение" перечислительного катойконимического ряда с деревенского масштаба на окольчанский (№№ 19-25) неизбежно приводит к изменению характера сообщаемой информации.
    На Русском Севере околок представляет собой не только часть деревни, но и самостоятельное в правовом, хозяйственном, общественном и прочих отношениях образование. У пинежан с ним в первую очередь связываются представления о семейно-родовых гнездах. Это обусловлено типом освоения территории путем семейного самозахвата земель: "Это когда живет население в одной группировке. Вот здесь живет какая-то определенная группа, тут, там. Какие-то хозяева. И, допустим, взять меня. Вот у меня здесь дом, тут дом, тут дом. Тут мои сыновья живут" (Пин., д. Городецк, Б.И. Колчин, 1935 г.р.); "На Залывье Кривополеновы - Узлы, а у нас Кривополеновы - Голованы. В Зуеве Черемные Воробьи были. На Горке дак там Подрезовы - Крюки - были. Раньше все по прозвищам были" (Пин., д. Кеврола, С.И. Фефелова, 1925 г.р.). Именно поэтому окольчанский масштаб актуализирует в песне характеристику селения по прозвищу населяющего его рода: пестенцана (околок Пестенниково) ракисты (от родового прозвища Раки), горощана (околок Горка) крюкисты (от родового прозвища Крюки), зуевчана (околок Зуево-Тюлево) тюлисты (от родовой фамилии Тюлевы), зуевчана (околок Зуево) воробьисты (от родового прозвища Воробьи) и т.д.
    Деревенский масштаб вызывает у информантов другой круг ассоциаций и соответственно порождает иные типы характеристик жителей: по особенностям вписывания деревни в природный ландшафт (залесяна - пустынцы, земцовца в стороны, немнюжана на горы, киглохтяна под горой), по роду ремесла, прославившего деревню в пределах селенческого куста (церкогора - церепаны), по пристрастиям жителей в еде (шардомёна - кашники) и одежде (марьегора - лузаны, ваймушона ремховаты), по их антропологическим особенностям (кушкопала - чернолобы), свойствам характера (едомёна - горланы, шотогора чиковаты, мурьевцана задиристы) и социальному положению (карпогора богаты).
    Посредством эффектов полимасштабности и "уплотнения" в художественном мире географической песни формируется пространственный центр, с позиции или относительно которого характеризуется опеваемая территория. Переорганизация пространства путем выделения центра актуализирует в пространственной структуре песни другую часть оппозиции - периферию. Соответственно по показателю соотношение центра и периферии выделяются центрированные и нецентрированные песни.
    Поскольку в традиционных культурах в семиотическом плане отношение центра и периферии предстает в виде семантических оппозиций свое/чужое, хорошее/плохое, модель описания культурного ландшафта с позиции местного сообщества оказывается не свободной в выборе характеристик. Своя территория как центральный локус обыкновенно оценивается позитивно (реже - нейтрально: "Ведь про себя худо петь не будешь" - Пин., д. Кушкопала, И.А. Лобанова, 1919 г.р.), а чужая (особенно по мере удаления от центра) - негативно, ср.:

Не отдай меня, батюшка,
Ни на Лейму, ни на Цаженьгу,
Ни на Задню Дуброву, ни в Жары,
Да ты отдай меня, батюшка,
На веселое Конёво на большо.
На Конёве гуляньицо,
На лугах щеголяньицо,
Еще Култа деревня грязна,
А по Марининой не шел бы никогда <…> 13

Основными индикаторами семантически выраженного пространственного центра могут быть следующие показатели:

    В ряде случаев дополнительным индикатором пространственного центра песни выступает место ее записи (особенно если этот показатель соотносится с другими).
    По типу субъекта (лирического героя, совершающего "песенное путешествие") выделяются песни, излагающие информацию с внутриландшафтной позиции (такие песни можно рассматривать как важную часть описываемого культурного ландшафта) и с внеландшафтной позиции. Внутриландшафтные песни представляют собой личностные, субъективированные тексты. Поскольку в них в качестве лирического героя выступает один из членов местного сообщества, сообщаемая им этнокультурная информация отличается точностью, развернутостью и ориентированностью на запросы своего этносообщества (см. пинежскую припевку). Группа внеландшафтных песен создается внешними наблюдателями - проезжими людьми (плотогонами, нищими, купцами и т.п.), слабо знакомыми с этнокультурным своеобразием местных сообществ и культурных ландшафтов. Не случайно их внимание оказывается сфокусированным на визуальных особенностях культурных ландшафтов - примечательном местоположении селения, приметных архитектурных объектах (храмах, домах), специфике рельефа, горных породах, растительности и т.д. Примером внеландшафтной песни может служить текст из сборника А.И. Соболевского, опевающий около 30 поволжских селений, начиная от Астрахани до Балахны, что составляет около 2000 км (!) вверх по течению Волги (рис. 3):

Как у нашего хозяина у Логанова,
У прикащика было у Строганова,
Кашевар кашу варит,
Водоливы воды льют,
А журавлики летят,
Промеж себя говорят:
- Прикажи, сударь, хозяин,
Прикажи нам, господин,
Попить, погулять,
Про все города сказать,
Про все низовые,
Про все верховые!
Ох, зачать ли, начать
Со синя моря, с косы,
Славной Астрахани (1)!
Чисто-щепетно пройти - в мати Астрахани (1);
В бурлаки подрядиться - во Горянскиим ряду (2);
На завознях покататься - по Кугуму (3) по реке;
С духовенством поводиться - на Богданском острову (4);
А тут рыбная ловля есть Ишитина коса (5), Сентилейская гряда (6).
А паршивые тулупы в Енотаевской крепости (7);
А с соминкой пирожки есть в Черном яру (8).
А как Черный яр (8) он строеньем взял -
Одна изба на боку, другая без верху.
Несоленые калачики царицынские (9);
А вот сладенький медок - есть Дубовка городок (10).
А витушкою калачики камышкинские (11);
Пристанью славен есть Саратов городок (12),
А тут парусам побега.
По канатам полетай в Сороких островах (13);
Чиста, гладенька бечевочка в Зелеевичах горах (14);
Вольск (15) - город на горе - по три девки на дворе.
Хлыновск (16) - город в яме - по три девки в бане.
А вот матушка Самара (17) - ради туто мы привала;
Новодевичье село (18) с ума, братцы, нас свело;
Пошаницею богатый Симбирск (19) городок,
Котами, башмаками - Казань городок (20),
А хорошие расшивушки работинские (21),
А богаты мужики - воры Кадинские (22),
Покажи себя в окошке - Голошубинские (23);
Удавят тебя на лыке да Безводинские (24)!
А вот сдобный пирожок - это Нижний городок (25);
А вот Козино село (26) - погулять нам весело:
По три денежки удой, сам и козоньку подой.
А вот городок Балахня (27) стоит полы распахня14.


    Нет сомнения, что сочинителями песни были волжские бурлаки. Отсюда проистекает хорошее знание реки и "отречное" восприятие приволжского пространства. Не случайно в тексте преобладают речные географические термины и топосы (остров, коса, гряда, гора).
    Явный пространственно-семантический центр песни - славная Астрахань, мати Астрахань, устьевой ключ всей Волги. Благодаря эффекту полимасштабности описание города представлено в виде развернутой микрогеографии: Горянский ряд, где, осуществлялся набор бурлаков, Кутум-река (в тексте неточно записано Кучум), протекающая в центре города, Богдановский остров, астраханские рыбные места (Ишитина коса, Сентилейская гряда).
    От Астрахани лирический герой (а им является коллективный образ волжских бурлаков, что явствует из первой строки - "Как у нашего хозяина у Логанова") поднимается вверх по Волге, минуя большие и малые города, примечательные природные места.
    Второй (неявный) пространственно-семантический центр песни проявляется только в результате ее картографирования: до Нижнего Новгорода песенный "шаг" от одного селения до другого составляет десятки и даже сотни километров, а в окрестностях Нижнего Новгорода - не превышает десяти - двадцати километров.
     Характеристика верховых по отношению к Астрахани селений дается, как правило, с внешней позиции. Поэтому особенностью данной песни, страновой по территориальному охвату, нужно признать ярко выраженную асоциальность. Одни селения характеризуются бурлаками гастрономически ("А с соминкой пирожки есть в Черном яру <…> / Несоленые калачики царицынские <…> / А витушкою калачики камышкинские <…> / А вот сдобный пирожок - это Нижний городок"), другие - как места отдыха и развлечений ("А вот матушка Самара - ради туто мы привала;/ Новодевичье село с ума, братцы, нас свело <…> / А вот Козино село - погулять нам весело: / По три денежки удой, сам и козоньку подой").
    Приведенная песня дает основание в качестве дополнительного показателя использовать профессиональный и социальный статусы лирического героя. В соответствии с ними выделятся географические песни крестьянские, рабочие, рекрутские, других социально-профессиональных групп. Для каждой из них характерно свое видение культурных ландшафтов.


Рис. 3. Картосхема географической песни "Как у нашего хозяина у Логанова"


    В заключение отметим, что анализ географических песен с междисциплинарных позиций позволил не только более объективно оценить этот тип фольклорных текстов с точки зрения семантики и морфологии, но и наглядным образом продемонстрировал роль невербальных факторов в фольклорном текстообразовании. В рамках подобных исследований географический и фольклористический аспекты взаимно "поддерживают" друг друга: тем самым потенциальные возможности каждого научного направления заметно расширяются.

Условные сокращения
Вар. - Варнавинский район Нижегородской области
Вох. - Вохомский район Архангельской области
Луз. - Лузский район Архангельской области
Пин. - Пинежский район Архангельской области

1 Чистов К.В. Поэтика славянского фольклорного текста. Коммуникативный аспект // История, культура, этнография и фольклор славянских народов. VIII Межд. съезд славистов. М., 1978. С. 299-327; Чистов К.В. Специфика фольклора в свете теории информации // Типологические исследования по фольклору. М., 1975. С. 26-43; Толстой Н.И. Вторичная функция обрядового символа // Он же. Язык и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. М., 1995. С. 167-184; Гацак В.М. Текстологическое постижение многомерности фольклора // Cовременная текстология: теория и практика. М., 1997. С. 103-112; Фольклор. Комплексная текстология. М., 1998; Мехнецов А.М. Фольклорный текст в структуре явлений народной традиционной культуры // Музыка устной традиции / Материалы межд. науч. конф. памяти А.В. Рудневой. М., 1999. С. 178-190; Гацак В.М. Этнопоэтические константы в фольклоре: уровни, изоглоссы, "мультимедийные формы" (на славянском и неславянском материале) // Литература, культура и фольклор славянских народов. ХIII Межд. съезд славистов (Любляна, август 2003 г.). Доклады российской делегации. М., 2003. С. 311-324; Дианова Т.Б. Текстовое пространство фольклора: методологические заметки к проблеме // Актуальные проблемы полевой фольклористики. Вып. 3. М., 2004. С. 5 -17 и другие.
2 Путилов Б.Н. Фольклор и народная культура. СПб., 1994; Морозов И.А., Старостина Т.А. Ситуативные факторы порождения фольклорного текста // Актуальные проблемы полевой фольклористики. Вып. 2. М., 2003. С. 12-26; Добровольская В.Е. Роль контекста в бытовании и реконструкции фольклорного текста // Традиционная культура. 2004. № 3. С. 46-55; Дианова Т.Б. Текст и контекст в фольклоре // Славянская традиционная культура и современный мир. М., 2005. С. 15-21 и другие.
3 Статья опубликована в сборнике: Первый всероссийский конгресс фольклористов / Сборник докладов. М., 2005. С. 29-43.
4 Крестьянское искусство СССР. Искусство Севера. Вып. 1. Л., 1927. Вып. 2, Л., 1928
5 Некоторые доклады участников семинара представлены в следующих изданиях: Калуцков В.Н., Иванова А.А., Давыдова Ю.А., Фадеева Л.В., Родионов Е.А. Культурный ландшафт Русского Севера: Пинежье, Поморье. М., 1998; Культурный ландшафт: вопросы теории и методологии исследования. Смоленск, 1998; Культурный ландшафт: теоретические и региональные исследования. М., 2003.
6 См. опубликованную серию трудов семинара "Актуальные проблемы полевой фольклористики" (Вып. 1. М., 2002; Вып. 2, М., 2003; Вып. 3, М., 2004).
7Калуцков В.Н., Иванова А.А., Давыдова Ю.А., Фадеева Л.В., Родионов Е.А. Культурный ландшафт Русского Севера. М., 1998; Калуцков В.Н., Иванова А.А. Светлое Пинежье. М., 2000.
8 Опыт анализа географических песен с междисциплинарных (географических, этнографических, фольклористических) позиций с опорой на концепцию культурного ландшафта подробно представлен в монографии: Иванова А.А., Калуцков В.Н. Географические песни в традиционном культурном ландшафте России. М., 2006.
9 Под этниконом понимается название/самоназвание регионального или локального сообщества, в явном виде не имеющее этнического компонента, например: сибиряки, поморы, москвичи.
10 Грибово, Мурино, Трубкино, Пестенниково, Горка, Зуево-Тюлёво, Зуево - околки современной деревни Кеврола. Волки - семейно-родовое прозвище проживающих в околке Мурино, Залупы - в околке Трубкино ("Все попереж с человеком говорили, все в залупу, в занозу" - Пин., д. Кеврола, Р.А. Черемная, 1911 г.р.), Раки - в околке Пестенниково, Крюки - семейно-родовое прозвище Подрезовых из околка Горка, Воробьи - Черемных из околка Зуево. В Зуево-Тюлево большинство жителей носит фамилию Тюлевы.
11 Зап. в 2002 г. А.А. Ивановой в д. Немнюга Пинежского р-на Архангельской обл. от Усыниной Анастасии Васильевны, 1935 г.р., мест.
12 Каганский Л.В. Мир культурного ландшафта // Наука о культуре: итоги и перспективы. Вып. 3. М., 1995. С. 36.
13 Иванова А.А., Мороз А.Б., Слепцова И.С. "Географические песни" в локальном песенном репертуаре // Актуальные проблемы полевой фольклористики. Вып. 2. М., 2003. С. 141-142.
14 Соболевский А.И. Великорусские народные песни. Т. VII. СПб., 1902. № 423.