ПУБЛИКАЦИИ / Статьи / Н.В. Дранникова. Севернорусская частушка и её генетические истоки. Учебно-методические рекомендации для студентов университетов. г. Архангельск: Поморский ун-т, с. 30. 1997 г.

Частушка один из самых распространенных жанров русского фольклора. Несмотря на большое количество литературы о частушке, ее генезис остается загадкой. Возникновение жанра относят к 50 60 гг. XIX в. На Севере в результате замедленности социокультурных процессов частушка появляется в 70 80 гг. того же столетия. Сложившись как единая жанровая система к середине XIX в., частушка генерировала в себе особенности параллельно бытующих с нею поэтических жанров фольклора.
Выдвигаемая нами концепция происхождения частушки основана на севернорусском материале: существование жанров в одном регионе способствует их взаимодействию. Как указывалось выше, вследствие относительной культурной замкнутости края северный фольклор более консервативен.
Выдвигаемая нами концепция происхождения частушки основана на севернорусском материале: существование жанров в одном регионе способствует их взаимодействию. Как указывалось выше, вследствие относительной культурной замкнутости края северный фольклор более консервативен.
Благодаря этому стало возможным проследить корреляцию частушки с жанрами, уже исчезнувшими или слабо представленными в Центральной России (например, с причитаниями). Кроме того, относительная архаичность севернорусского поэтического материала позволяет сделать наблюдения над ролью общефольклорных семантических образов в исследуемом жанре.
Частушка возникла в результате сложного взаимодействия нескольких народно-поэтических жанров. Внутри нее выделяются различные жанровые модификации. По своему происхождению частушка полигенетична: она имела множество "истоков", испытала влияние различных жанров фольклора. Совершенно не обязательно, что все частушечные модификации формировались одновременно и определяли генезис жанра. Частушки могли "перекочевывать" из одной группы в другую.
Во-первых, нами выделены частушки-скоморошины, восходящие к эстетике скоморошества, под котором мы понимаем определенные формы смеховой культуры. Их объединяет особая смеховая функция изображения нелепости и абсурда окружающего мира.
Во-вторых, особую группу образуют частушки-жалобы, содержащие в себе обращение к покойнику, посвященные сиротству и жизни на чужой сторонушке. Проведенные нами исследования убеждают в том, что они генетически связаны с причитаниями. У ряда частушек возникла дополнительная поминальная функция.
В-третьих, самую большую и основную группу составляют тексты, взаимодействующие с протяжными лирическими песнями. Они названы нами лирическими миниатюрами.
В-четвертых, выделяется группа, исторически восходящая к плясовым песням. Главный критерий, позволяющий выявить близость частушки к плясовой песне, доминирующая в них функция ритмической музыки, которая реализуется через особую систему поэтических средств и метрики.
В-пятых, группа мелодраматических частушек, коррелирующих с мещанской средой и перенявших эстетику городского романса. Мелодраматические частушки не получили такого широкого распространения на Севере, как в Центральной России. Севернорусская частушка в большей степени традиционна.
С течением времени функции подвидов могли меняться. Когда начинала формироваться новая жанровая разновидность частушек, тексты могли переходить из одной группы в другую. Главное, что позволяет говорить о многообразии "истоков" частушки это художественный арсенал фольклора, из которого разные жанры берут то, что им в большей степени подходит.

В Древней Руси существовали глубокие традиции смеха. Игрища и празднества были "очень важной первичной формой человеческой культуры", считал М.Бахтин [1].
Смех был обязательной составной частью многих обрядов. Ритуальный смех звучал во время "покойницких игр" в святки; во время похорон Костромы в Масленицу; при исполнении различных семицких обрядов. Средневековому человеку было присуще двойное восприятие жизни. Весь мир для него состоял из двух частей: настоящего организованного мира культуры и антимира, в котором все перепутано, переставлено с места на место, где у людей нет устойчивого положения, все босы, наги [2].
Существование особой магии смеха привело к тому, что смеховые формы скоморошества явились своеобразным отражением представлений об антимире.
Можно проследить генетическую близость данной группы частушек со следующим жанром: с песнями особого комического содержания, с уже обозначенной смеховой функцией изображения нелепости и абсурда окружающего мира; приговорам дружки на свадьбе и некоторым другим.
Частушки-скоморошины подразделяются на четыре подгруппы, имеющие функциональную, семантическую и тематическую близость. Их типологические параметры доказывают генетическую роль скоморошества в жанрообразовании частушки.
1. Песни-небылицы и частушки-небылицы. Мир в них дается в перевернутом виде, содержание основывается на алогизме, нарушении привычного мировосприятия:
Из-за лесу, из-за гор
Выходил дядя Егор;
Подпоясан он дубинкой,
Опирался кушаком.
(Елеонская,[3] с. 12, № 3618)

Частушка представляет собою типичную нескладуху. Налицо смещение понятий. Комизм достигается за счет переадресовки глаголов. Ключевым художественным образом в частушках-небылицах является абсурд.
Пришел поп на чердак
С медными ключами,
Прищемил себе язык
Между кирпичами.
(ФА ПГУ[4]: 1996, Пинега, № 141)

2. Частушки и песни особого комического содержания, в которых стилеобразующими доминантами являются ирония и гиперболизация; а на уровне текста общие "смеховые формулы" (старого мужа, мужа-недоросточка, похождения веселых людей, "размонашившегося" монаха и др.).
Как на печке монах
Размонашился.
К монашке подсел
Распоясался.
(Симаков [5] с. 634, № 3258)
Идентичность рассматриваемых жанровых форм на уровне содержания проявляется в общих смеховых ситуациях, противостоящих формульности лирической песни: это формулы, вывернутые наизнанку; они носят бытовой, приземленный характер.
3. Комические тексты о деревнях, активно бытующие до сих пор на Пинеге, Зимнем берегу Белого моря, в бассейнах рек Мезени и Печоры. Их содержательный аспект близок по своей сути обычаю давать прозвища представителям коренных фамилий в ряде районов Беломорья. Корни этого явления уходят в глубокое средневековье, когда у человека наряду с официальным именем было еще одно мирское.

4. Скоморошьи зачины и словесно-комбинаторные частушки. Те и другие представляют собой бессмысленный набор слов и способны переходить из песни в песню и из частушки в частушку. Скоморошьи зачины послужили моделью для образования словесно-комбинаторных частушек.
Торна, моторна моя,
Фигурна, мигурна моя,
Красно золото не тягивала,
Серебро не волакивала.
(Ефименко [6]с. 76, № 43)
Гиперболичность делает образы частушек-скоморошин реалистически зримыми. Каждый жанр представляет собою типологически универсальную систему и, несмотря на генетическое родство, обладает своей жанровой ипостасью.
Как уже отмечалось, одним из важнейших стилеобразующих факторов в песнях и частушках-скоморошинах является ирония. На уровне текста она выражается ситуациями "рождения ребенка", "без меня меня женили", "взаимоотношениями кума и кумы", образом кабака и т.д.
Проблема связи скоморошества с календарно-обрядовой поэзией была поставлена еще в прошлом веке И.Д.Беляевым [7] и А.Н.Веселовским [8]. Новое глубокое решение она получила в статье З. И. Власовой [9]. В основе поэтики фольклора лежит мировоззренческий комплекс. Семантика некоторых гипербол и алогизмов в частушках-скоморошинах лишена подлинного смеха и только в силу инерции сохраняется в виде формул, которые переходят в иной план, ассоциативный:
Меня маменька рожала,
Мать-земелюшка дрожала.
Я от маменьки родился,
Сорок сажен откатился.
(Елеонская, с. 40, № 426)

Для скоморошества, из которого вырастает частушка-скоморошина, важна не столько тематическая перекличка, сколько идентичность осмысления ситуации. Организующее начало в анализируемых текстах смех реализуется через структуру образа, стилистические и композиционные приемы. В частности, алогизм, один из стилеобразующих приемов, представляет собой изображение обычного как необычного, в сдвинутом, перевернутом состоянии:
Еще кум-от едет лугом,
Кума огородом.
(Леонтьев),[10] с. 280, № 252)

Ситуация из песни переходит в частушку:
Лед трещит,
И мороз трещит;
Уж как кум-то для кумы
Судака тащит.
(Симаков, с. 28, № 195)

В песнях-скоморошинах и частушках-скоморошинах отсутствует идеализация. Их стихийно-материальная модальность усиливается употреблением грубых и просторечных лексем, которые, мы полагаем, восходят к ритуальной эсхрологии.

Отдельно следует сказать об использовании антропоморфных образов "горя" и "доли". Горе тень человека, его второе "я". Между ними существует субстанциональное тождество. От горя невозможно скрыться. Отнести тексты о горе к скоморошеству позволяет общность стиля, отсутствие тропов, особая семантическая наполненность образа кабака, часто фигурирующего в рассматриваемых произведениях. Кабак место, где все может быть переставлено с ног на голову, где торжествует принцип алогизма:
Горе, горе, где живешь?
В кабаке за бочкой,
Во царевом кабаке
С половиночкой в руке.
Горе, горе, что жуешь?
Сухари с водичкой.
Я от горюшка бегом,
Бежит горе передом.
Я от горя в сине море,
Горе в лодочке гребет.
Я от горя в горницу,
Горе сквозь окольницу
Я от горя в темный лес,
Горе в пазуху залез.
Куда бы ни совалася,
За все оно хваталося.
(Леонтьев, с. 257, № 219)

Представление о горе, как двойнике человека, возникнув в дорефлективную эпоху, благодаря традиционности фольклора продолжало существовать на эмоционально-образном уровне в частушке:
Я от горя в чисто поле,
Горе катится за мной.
Я от горя в темный лес,
Оглянулась горе здесь.
(Рождественская, Жислина,[11] с. 176, № 565)

Частушки-скоморошины близки еще одному жанру приговорам дружки на свадьбе. Генетическая близость между ними просматривается в стиле, ритме, образной системе. Среди различных функций дружки особенно выделяется функция балагура, весельчака.

По наблюдениям А.В.Гуры [12] , в районах новгородской колонизации дружка играл первую роль на свадьбе (в низовьях Мезени, Кулоя, Печоры). Приговоры дружки адресовались к старухам, молодой жене, "глядельщикам", тем, кто пришел посмотреть на свадьбу. Приведем один из приговоров, произносившийся во время свадьбы мещан г. Мезени и обращенный к "глядельщикам": "Вы, что, старые старухи, зачем здесь? Вы бы сидели дома на печи, грызли калены кирпичи, пили бы кислый квас, а здесь место не про вас тесно и без вас" (Ефименко, Вып. 2, с. 75).

Кирпич часть печи. В словосочетании "грызть кирпичи" образ печи из сакрального переводится в пародируемый план. Сравните в частушке:
Уж ты, старая свекровушка,
Сидела б на печи.
Тебе отведено местечко
Грызть калены кирпичи.
(Л.А.[13] , № 982)

Приговоры дружки роднят с частушкой-скоморошиной функциональная близость, структура образов, отсутствие разработанной системы тропов, пародирование "высокого стиля" свадебных лирических песен, раешный стих и др. Но обоснование связи частушек с приговорами дружки требует дополнительных исследований, поэтому ограничимся указанием на нее.

Частушка неоднородна: существуют различные жанровые модификации, одна из которых генетически восходит к скоморошеству и в новом качестве на эмоционально-образном уровне связана с ритуально-смеховыми и комическими традициями народной культуры.

Гипербола может входить в состав нескладух и углублять абсурдность текста:
Девушки, какое диво:
Парень девушку родил.
Четыре года восемь месяцев
Беременный ходил.
(ФА ПГУ: 1992, Лешуконское, № 193)

Для того чтобы получить полную картину бытования различных жанровых разновидностей частушки на Севере, нами был проведен количественный анализ распространенности песен- и частушек-скоморошин в различных районах Архангельской области и Карелии. Для этого были привлечены сборники с географическим принципом распределения материала и данные, извлеченные из архивов [14] . Результаты анализа показали, что частушки-скоморошины составляют незначительную часть частушечного массива. Употребление же термина "скоморошина" мы считаем обоснованным, так как он используется самими информаторами.
Скоморошество соотносилось со сферой "иного мира" и содержало в себе представление о бинарной структуре мира (свой/чужой мир). Скоморохи в Древней Руси ритуально значимые люди являлись своеобразными посредниками между мирами. Отсюда использование в скоморошьей поэзии мотивов антиповедения, различных антиобразов, грубых сниженных лексем.
Подведем некоторые итоги. Творческое наследие скоморохов частично утрачено, частично растворилось в других жанрах, подверглось переработке. Поэтому выделение частушек-скоморошин в некоторой степени условно: назрела потребность в глубоком и детальном изучении самого скоморошества как фольклорно-этнографического явления.
Устойчивость фольклорной традиции на Русском Севере (в частности Архангельской области, на материале которой написана работа) привела к тому, что у ряда частушек в лексико-семантическом и структурно-композиционном планах возникла связь с причитаниями. Проблема взаимосвязи частушки и причитания остается пока неисследованной. На нее указывает З.И.Власова, "обрядовое происхождение" частушки предполагал Е.В.Аничков [15]. Нами выделяется особая жанровая разновидность частушки-жалобы. Общность причета и частушки следует объяснить особой функциональностью частушек-жалоб. Как показывает тематический анализ частушечного материала, существует группа частушек о смерти. Частушка поздний жанр, активно впитывающий в себя особенности параллельно бытующих с ним жанров. Поэтому у ряда частушек развилась дополнительная поминальная функция (прощальная в солдатских и свадебных). Ее наличие подтверждается общими для обоих жанров мотивами и лексико-семантическими образами.
Эстетическую теорию народной лирики создал Г.И.Мальцев [16]. Суть теории заключается в "соположении в тексте автономных тематических формул, которые оказываются связанными не непосредственно, ... а через взаимодействие с традицией, понимаемой актуально и содержательно"[17].
В отличие от Г.И.Мальцева, С.Г.Лазутин в качестве структурообразующего принципа выделял принцип "свободной образно-поэтической ассоциации" [18]. В причитаниях, а позднее в лирических песнях главная роль принадлежит семантическому принципу. В частушке на первый план выходит принцип ассоциативности; но тексты, генетически связанные с причитаниями, лирической песней, продолжают сохранять семантическую общность с ними. В частушках невозможно не учитывать влияние сюжетной ситуации на систему образов. Сюжетный мотив начинает взаимодействовать с семантическим. В жалобах, восходящих к причитаниям, очень сильны оказались особые "формулы" [19].
Итак, рассмотрим семантические мотивы, или формулы, характерные как для причитаний, так и для частушек. Их происхождение связано с представлениями древнего человека об окружающем мире. Большинство причитаний содержит в себе обращение к покойнику: жизнь представлялась кругом, по которому двигался человек. Древнее языческое представление о загробной жизни усваивается и частушкой:
Мимо кладбища бежала
Взывала тонким голоском:
"Рано, рано, тебя, миленький,
Засыпали песком".
(Л.А., № 87)

Дополнительная поминальная функция в приведенном тексте реализуется через семантические формулы причитаний и принимает условно-поэтическую форму. Формула развивается благодаря традиционности фольклора.
Частушки, содержащие в себе обращение к покойнику, восходят к поминальным причитаниям на могиле на девятый и сороковой дни после смерти:
Возьму топор, пойду в ограду,
Рассеку сосновый гроб,
Скажу: "Рано, родной батюшка,
Во сыру земельку лег".
(Князев,[20]с. 83, № 19)

В частушке традиционная формула подвергается определенным изменениям. Она воспринимается как поэтическое иносказание, представляющее собой один из принципов народной эстетики. Обращение к мертвому становится условным:
Я по кладбищу хожу,
Земелька осыпается,
Родиму маменьку бужу,
Спит, не пробуждается.
(Рождественская, [21] с. 142, № 35)

Древнейшее представление вера в посмертное бытие человека оказывается размытой уже в самих причитаниях XIX в [22].
Поэтика любого фольклорного произведения обусловлена его жанровой принадлежностью. Изменение специфики формул зависит от функции жанра, в произведениях которого они употребляются. Причитания в диахронном аспекте сакральный жанр. Генерализирующая функция частушки принципиально иная поминальная функция в ней вторична, дополнительна.
В частушке обнаруживаются стадиально различные явления, древнейшие из которых относятся к области мифологии. Семантику горя содержат в себе образы камня, погасшего светильника, заломленной березы, воды, чистого поля, свойственных как плачам, так и частушкам-жалобам.
Вода связана с миром мертвых. На это обратил внимание В.Я.Пропп . Вода в народной лирике горе, печаль. Образ воды в различных модификациях распространен в севернорусских причитаниях и частушках. В частушке по сравнению с причитаниями возрастает частотность образа "воды". Это объясняется функцией жанра и его поздней маркировкой во времени. Семантический мотив включается в круг свободнопоэтических ассоциаций и получает различную словесную разработку:
Вода связана с миром мертвых. На это обратил внимание В.Я.Пропп [23]. Вода в народной лирике горе, печаль. Образ воды в различных модификациях распространен в севернорусских причитаниях и частушках. В частушке по сравнению с причитаниями возрастает частотность образа "воды". Это объясняется функцией жанра и его поздней маркировкой во времени. Семантический мотив включается в круг свободнопоэтических ассоциаций и получает различную словесную разработку:
Я иду, иду по бережку,
Насупротив воды.
Много горюшка у девушки,
Деваться некуды
.
(А МГУ ФЭ[24], 10: 4427)

Ряд пространственных формул продолжает образ "чистого поля". Чистое поле находится на чужом пространстве, поэтому заключает в себе семантику горя:
Уж не добраться мне да до умершей до могилушки,
И пойду я как бессчастная да матушка
Во большо пойду во полюшко, во чистое,
Там я приберу некатучий синий камешек,
Я перескажу великую кручинушку.
Этот камешек по чистому полю не катается,
Моя обидушка в добры люди не расскажется.
.
(РН-БЛ[25] , с. 356, № 91)

На уровне текста связь его элементов предстает прерывистой: глубокая органичная связь просматривается "через соположение в тексте автономных тематических формул"[26].
Маменьку родимую
Вспомяну неодинова.
Не во поле, не в лесу
Не услышу голосу.
(Л.А., № 93)

Традиция в частушке продолжает развиваться. Формула получает дальнейшую разработку, и внутренний план начинает играть в ней второстепенную роль.
Широкий диапазон употребления в причитаниях, а впоследствии в песнях и частушках имеет образ "буйных ветров". В архаическом сознании образ вещи и сама эта вещь тождественны. Буйные ветры либо разносят тоску, либо передают какое-нибудь печальное известие.
Ветер дует и бушует,
По-за кладбищем шумит.
Не моя ли мать родная
Во сырой земле лежит?
(Л.А., № 65)

Язычник поклонялся стихиям огня и солнца. Закат воспринимался им как смерть. То, что "само действо умирания в "плачах" рисуется под образом солнечного заката, исчезновения звезды, таяния снега от огня..." [27], отмечал еще Е.В.Барсов. В частушке возникают новые словесные разработки образа солнца, выходящие на уровень поэтической ассоциации:
Красно солнышко высоко
Белым ручкам не достать.
Родна маменька глубоко
Голосочка не слыхать.
(Симаков, с. 419, № 2206)

Традиция изменяется с течением времени. Проблема традиционности тесно связана с проблемой вариативности. В свою очередь, вариативность может возникать только на уровне традиции (это растаявшая свеча, погасшая лампа, керосиновая лампа и др.).
Таким образом, благодаря традиционности фольклора выделенная жанровая разновидность частушки-жалобы сохраняет лексико-семантическую близость с причитаниями. Ее подтверждает единая, дополнительная для частушек, поминальная функция. Форма в фольклоре консервативна и отстает от содержания: формулы наполняются конкретным содержанием или приобретают свойства поэтической условности. Несмотря на традиционность, формула в фольклоре открыта и способна к дальнейшему развитию.
В русском фольклоре не существовало специальных похоронных песен, поэтому следует говорить о прямой связи между похоронной причетью и частушками-жалобами.
Свадебные причитания, сравнительно поздние, возникли на основе похоронных. Ряд частушек-жалоб типологически близок свадебной причети. Предположения об их родстве подкрепляются тем, что на поздних этапах своего развития вербальный текст не всегда бывает закреплен за определенными этапами и ритуалами обряда и в процессе редукции приобретает некоторую подвижность. Должны были появиться какие-то эквиваленты отдельным жанрам, закрепившимся за тем или иным обрядом. Частушки-жалобы, восходящие к свадебным причитаниям, объединяет прощальная функция, смыкающаяся с поминальной: выйти замуж умереть в одном качестве и родиться в другом.
В частушках этой группы высок процент использования формул "девья красота" и "воля". В зависимости от ареала бытования "девья красота" материализовалась в различных предметах и играла роль ритуального предмета на свадьбе: лента (северо-восток Архангельской области); платок (Вельский район Архангельской области) и др.
После прощания с "девьей красотой" на невесту надевали головной убор. В свадебной поэзии воля-красота принимает различный облик. Она уплывает рыбой или улетает лебедью:
Девья волюшка встрепенулася,
Белой лебедью улетела.
(Леонтьев, с. 143, № 57)

Персонифицированная воля-красота, сохраняющая свои орнитоморфные свойства, входит в сюжетные мотивы частушек:
Воля девичья летела,
Я поймать ее хотела.
(Власова, Горелов[28], с. 50, № 563)

В севернорусских причитаниях очень распространен образ женщины-птицы, восходящий к тотемистическим представлениям и связанный с культом предков: женщина утка, тетера; девушка лебедь белая. В частушке семантический мотив превращается в сюжетный. Женщина только сравнивает себя с птицей:
Кабы я была воробушек,
Слетала бы домой.
Посидела бы на лавочке,
У маменьки родной.
(Кулагина[29], № 602)

В свадебной лирике орнитоморфный облик красоты-воли заключается еще в том, что она может улететь на березу. У древних славян береза почиталась в качестве духа плодородия и добра; сломленное или сухое дерево передавало состояние тоски, одиночества. Каждый жанр это особый тип образно-поэтической структуры. В частушке семантический мотив обретает черты иносказания:
Стало некому во полюшке,
Березку заломить.
Стало некому за девушку,
Словечко замолвить.
(Князев, с. 82, № 19)

На уровне сюжетной ситуации связь выглядит прерывистой, но на внутреннем, формульном, уровне обе ее части взаимообусловлены и тесно корреспондируют друг с другом. Кроме того, частушка создает новые образы, в основе которых лежит опора на традицию. Это образ "вереса" (можжевельника) семантического варианта "заломленной березы", "ели". Лес в причитаниях, чаще всего хвойный, находился на границе двух миров. Потенция формул-мифологем "ели" и некоторых других настолько велика, что приводит к созданию в хронологически поздней жанровой системе функционально близких образов:
Вересиночку ломала,
Вересинка колкая.
Никто меня не пожалеет,
Сиротинка горькая.
(Князев, с. 82, № 19)

Частушка близка причету, исполняемому невестой-сиротой на могиле родителей. Изменения, происходящие с формулами, зависят от функции жанра. Функция свадебных причитаний на поздних этапах их развития двойственна: это и передача состояния невесты, и маркировка определенных этапов свадьбы. Исходная точка наших взглядов на жанр заключается в том, что каждый жанр обладает своей системой функций.
Как отмечалось выше, в народной поэзии существует два типа мотивов: лексико-семантические (формулы) и мотивы, представляющие сюжетную единицу. Сюжетные мотивы, в отличие от семантических, могут существовать самостоятельно. В частушки вошло описание многих ритуальных действий, совершающихся во время свадебного обряда, например, благословение родителями во время сватовства:
На столе стоит икона,
У стола отец и мать.
Задушевную подружку,
Хотят благословлять.
(А МГУ ФЭ 09: 9141)

Обычай, распространенный в ряде северных районов, когда невеста во время причета ударяла руками о крышку стола:
Кабы замуж, кабы замуж,
Вот поплакала бы я,
Расколола бы столешницу
У нового стола.
(Рождественская, с. 151, № 120)

В похоронном и свадебном ритуалах В.П.Кузнецова выделяет "ритемы" [30] совокупность целенаправленных актов, обладающих смысловой завершенностью и функциональной значимостью в рамках обряда. Сюжетные мотивы частушек, изображающие свадебные обрядовые действия, соответствуют "ритемам": в них в концентрированном виде вошли ритуальные действия.
Обобщим наши наблюдения. Причитания один из генетических источников частушки. Роль причитания в процессе жанрообразования частушки доказывается: во-первых, существованием у частушек-жалоб дополнительной поминальной функции; во-вторых, употреблением общих лексико-семантических формул. Традиция оказывается мощной силой, способной через столетия передавать опыт народа, нашедший отражение в особых формулах. Возникнув на мировоззренческой основе, воплотив в себе языческие представления древних людей об окружающем мире, они постепенно приобрели эстетическое наполнение. Традиционные формулы оказались наиболее существенными, несущими в себе особый смысл. Семантика формул, реализующаяся через традиционные поэтические связи, гораздо глубже, чем их прямое назначение
Если в причитаниях доминирующую роль играет семантический принцип построения текста (когда один образ оказывается связан внутренне с другим), то в частушках его вытесняет принцип ассоциативности.
В-третьих, генетическая общность причитаний и частушек доказывается существованием сходства на уровне мотивов-ситуаций, соответствующих ритемам-актам, обладающих определенной завершенностью и значимостью. Свадебный обряд состоит из четко обозначенных комплексов действий и на этой основе легко возникают частушки, комментирующие эти действия. Поминальная обрядность менее разложима на сегменты, но тем не менее также создаются частушки, отражающие отдельные моменты поминального ритуала.
В-четвертых, жалобы (солдатские и рекрутские), содержащие мотив как компонент содержания, генетически связаны с солдатскими песнями о тяжелой службе и о прощании рекрута с родственниками, что подчеркивается их тематическим и поэтическим сходством.
В-пятых, частушки-жалобы сохранили некоторую мелодическую близость к причитаниям. В частности, поминальные частушки и о жизни на чужой сторонушке поются в более замедленном темпе, чем остальные. Они могли исполняться без музыкального сопровождения. Инструментальный аккомпанемент это уже последующий этап в эволюции жанра.
Следует отметить, что одностороннее, упрощенное представление о механизме жанрового взаимодействия частушек и причитаний не способствует решению проблемы. Мы исходим из того, что частушка, поздний по происхождению жанр, особым образом аккумулировала в себе семантические формулы и сюжетные мотивы причитаний. Наиболее интенсивно этот процесс протекал в севернорусских регионах (Архангельская область и Карелия), записи из которых легли в основу нашего исследования.
В заключение отметим, что не считаем причитания жанром, сыгравшим основную роль в образовании частушек. В изученном нами массиве опубликованных и архивных материалов [31], только 5 - 6 процентов частушек соотносимы с причитаниями. Прослеженная нами связь во многом носит региональный характер. Сделать вывод о ее локализации позволяет географический принцип распределения материала в указанных источниках. На Русском Севере традиция причитаний имеет давние и глубокие корни, поэтому здесь возникали чаще и сохранялись дольше, нежели в других этнокультурных зонах, частушки-жалобы.
Следующую группу частушек составляют лирические миниатюры. Сюда вошли частушки, имеющие функциональную и тематическую близость с лирическими протяжными песнями бытового цикла: "Серый камень легче тянет, чем горячая любовь", "Мы с миленком разостались", "Родители и любовь", "Ты зачем другую любишь, а меня расстраивашь?" и др. Несмотря на тематическое сходство протяжных песен и частушек, содержание лирических миниатюр субъективизировано.
В лирических миниатюрах, как и в жалобах, взаимодействие жанров происходит на уровне мотивов. В частушке семантическая связь раскрывается и смыкается с принципом ассоциативного построения текста. В фольклоре существуют генетические цепочки: формулы условно-поэтические приемы. Пока не исчезла традиция, развивается формула и развиваются структурно-стилистические категории, через которые она реализуется.
Лирические миниатюры тесно связаны с традиционными формами поэтики: в них активно используется психологический параллелизм, постоянные эпитеты, символы и т.д. Образная система миниатюр, будучи тесно связана с традиционной лирической поэтикой, как и система протяжных песен, ориентирована на передачу внутреннего мира человека. Частушка один из новых жанров фольклора, но в ее основе лежит традиционное начало. Структурно-стилистические категории в ней, как формулы, эволюционируют и переходят в новое качество. В частушке по сравнению с песней сокращается использование устойчивых поэтических элементов. Одновременно наблюдается развитие реалистических тенденций: возрастает количество конкретно-бытовых сравнений, эмоционально-оценочных эпитетов и пр.
В частушке усиливается личностное начало, связанное с распадением социально-психологического монолита патриархальной общины. Это приводит к упрощению композиции: сокращается количество лирических обращений и повторов, анафорических и эпифорических констант. Изменения, происшедшие с общественным сознанием, отразились на частушечных композиционных формах и привели к доминированию монолога. Частушка имеет субъективно-лирическую форму.
Меняется значение традиционных поэтических категорий. Они начинают наполняться бытовым содержанием или смыкаться с другими поэтическими категориями, образуя диффузную зону частушечной поэтики.
В частушке падает роль параллелизма, основанного на традиционной символике. Он может принимать свойства логического ("Хотел уточку убить серая заклекала. Хотел другую полюбить старая заплакала"). Образный традиционный параллелизм характерен для ранних текстов. В частушке нами выделены новые модели психологического параллелизма, в основе которых лежит знание традиции. Одна из них представляет собою трансформацию образа солнца и его лексическо-семантического поля: "залить жар", "потушить лампу", "засветить огни". Основной вид параллелизма в частушке логический, с различными оттенками модальности.
Высокий таксономический ранг в песне имеет метафора, в частушке ее использование сокращается. В песне атрибутируется традиционная метафора, в частушке преимущественно конкретно-бытовая. Частушечная метафора принцип иносказания зачастую заменяет принципом конкретизации: многие классические метафоры начинают раскрываться в тексте ("разгорится мое сердца не зальешь его водой", "разрывается ретивое мое напополам").
В частушке появляются конкретно-бытовые сравнения, отсутствующие в песне ("пусть миленочек побегает как за белочкой"). Сравнения в частушках помогают раскрыть психологическое состояние героя, они динамичны.
Поэтизация способ изображения реального мира в лирических миниатюрах и протяжных песнях. Одно из ее проявлений cимволика. Изучению символики посвящены работы А.А.Потебни, Д.К.Зеленина, И.В.Зырянова, Л.А.Астафьевой. Как указывает Л.А.Астафьева [32], следует различать символ и символическую ситуацию. Проведенный поэтический анализ показал, что в частушках преобладают символические ситуации. Чаще всего в песнях и частушках употребляются ситуации "дарить кольцо сломать кольцо", "косьбы жатвы", "переправы через реку" и др.
В частушке у символов исчезает устойчивое значение, они начинают употребляться в свободно-образном значении. Старая форма может использоваться для реализации нового содержания. В песне сокол символ жениха, в частушке любого молодого человека. Бывшая символика начинает входить в состав сравнения ("он как голубь за голубушкой ухаживал за мной").
В частушке символы могут принимать противоположное значение. Традиционная символическая ситуация "дарить платок" приводит к образованию ситуации "рвать платок рвать ленту". Появляются новые символы, например, "балалайка", который употребляется в контексте разного рода любовных отношений ("разбить балалайку" разбить любовь).
Одно из важнейших средств поэтизации эпитеты. Высокой частотностью в песне обладают постоянные эпитеты. В частушке они представлены незначительно и подвергаются процессу разложения: начинают восприниматься как разговорные. Постоянный эпитет наполняется реальным содержанием ("К синю морю подходила море все под пеною. Три недели сердце билось все перед изменою").
В частушках усиливается индивидуальное начало, она рассчитана на мгновенную реакцию расширяется диапазон ее ассоциативности. В песне лирика носит более объективный характер, поэтому в ней преобладают постоянные эпитеты и относительные прилагательные, а в частушке эмоционально-оценочные эпитеты.
Лирические миниатюры имеют свое жанровое лицо. В них незначительно представлены ирония и гипербола, играющие главную роль в частушках-скоморошинах.
Итак, лирическая миниатюра результат творческой переработки протяжной народной песни. Ее художественная система возникла как результат переосмысления традиционной лирики. Лирическую протяжную песню мы считаем основным генетическим источником жанрообразования частушки. Примерно 60 процентов частушек генетически соотносятся с нею (подсчет проводился по указанным источникам).
Синхронный анализ фольклорного материала и результаты полевых экспедиций, проведенных автором работы, показали, что лирические миниатюры в своем классическом виде сохранились в районах с хорошо выраженными фольклорными традициями
Лирические протяжные песни основной генетический источник частушки.
Плясовые частушки составляют еще один из ее подвидов. В фольклористике до сих пор не установилось мнение о том, следует считать плясовые песни особым жанром или же это одна из жанровых категорий лирической народной песни. Нами плясовые песни рассматриваются как отдельный жанр народной поэзии. Выделить их в особую жанровую группу позволяет доминирующая в плясовом творчестве функция ритмической музыки, которой соответствует структура произведений, система поэтических средств и метрики
В частушку переходят отдельные фрагменты плясовых песен, наиболее это очевидно в ранних частушечных коллекциях. В дальнейшем содержательный компонент песен и частушек расходится. В плясовых песнях текст вторичен: мотив пляски передается через структуру произведения. В частушке происходит реализация функции в тексте. В плясовых частушках условно выделяют четыре тематических комплекса:
Частушки о пляске ("Пойду плясать...", "Топни, нога...", "Пол пробью...").
Вечериночные (подразумевающие исполнение во время пляски).
Частушки с ситуациями вольного поведения человека.
Иронические характеристики парня, девушки, супостатки.

Процесс реализации функции в тексте связан с изменением способа мышления: усилением субъективизации фольклора, нарастанием реалистических тенденций, ослаблением условности в изображении внутреннего и внешнего мира человека.
Функции ритмической музыки соответствуют структурно-стилистически особенности жанров. Их типологическая близость, генетически обусловленная, доказывается общностью поэтических систем, раскрывающих внешнюю сторону поведения человека. Художественная система отличается упрощенностью, неразработанностью поэтических средств.
На территории Русского Севера наблюдается идентичность исполнения плясовых песен и частушек.
Стилеобразующий фактор в плясовой поэзии ирония. На лексическом уровне плясовые песни и частушки обладают общими лексико-семантическими полями, связанными с человеком и его жилищем, сниженными бытовыми лексемами
Ритм охватывает все уровни произведения, относящегося к плясовой поэзии. Среди ее структурных элементов преобладают градация, повторы, анафорические и эпифорические константы, углубляющие ощущение ритма. В плясовых частушках сохраняется несвязанность текста, характерная для наборных плясовых песен.
Рифма обязательный элемент метрической плясовой системы. Нами сделаны статистические исследования рифмы различных видовых категорий частушки. Они позволяют говорить о том, что в плясовых песнях и частушках, по сравнению с другими жанровыми разновидностями последней, преобладает парная рифма. Ее доминирование подтверждает существование единого корпуса плясовой поэзии.
Полученные нами результаты исследования подтверждают мысль Ф.М.Селиванова о том, что "основной тип частушки формировался в губерниях к северу и на восток от Центра России" [33]. Изучение современного состояния частушечной традиции на территории Архангельской области позволяет утверждать о том, что "основной тип частушки" сместился на северо-восток Архангельской области, в районы затрудненной миграции (Зимний берег Белого моря, бассейны рек Мезени, Вашки, Печоры, Пинеги), и указать на то, что такие жанры, как былины и коллективная причеть, дольше всего бытовали в этих же регионах.

Примечания
[1] Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М.: Худож. лит., 1956. С. 8.
[2]Лихачев Д.С., Панченко А.М. "Смеховой мир" Древней Руси. Л.: Наука, 1976. С. 16. (Из истории мировой культуры).
[3]Сборник великорусских частушек /Под ред. Е.Н.Елеонской. М., 1914 (далее сокращенно: Елеонская, страница, №...).
[4] ФА ПГУ Фольклорный архив Поморского государственного университета им. М.В.Ломоносова (далее сокращенно ФА ПГУ…).
[5]Симаков В.И. Сборник деревенских частушек Архангельской, Вологодской, Вятской, Олонецкой, Пермской, Костромской, Ярославской, Тверской, Псковской, Новгородской, Петербургской губерний. Ярославль, 1913 (далее сокращенно: Симаков, страница, №...).
[6]Ефименко П.С. Материалы по этнографии русского навселения Архангельской губернии //Труды ЭО ОЛЕАЭ. Кн.5 М., 1877 1878. Вып. 1 2 (далее сокращено: Ефименко, страница, № ...).
[7]Беляев И.Д. О скоморохах //Временник Моск. общ-ва истории и древностей российских. Кн. 20. М., 1854. С. 72 73.
[8]Веселовский А.Н. Святочные маски и скоморохи: Разыскания в области духовного стиха //Сб. ОРЯС АН. Т. 34. СПб., 1883. № 4. С. 212.
[9]Власова З.И. Скоморохи и календарно-обрядовый фольклор //РФ: Межэтнические фольклорные связи. СПб., 1993. Т. 27. С. 148 164.
[10]Печорские былины и песни /Зап. и сост. Н.П.Леонтьев. Архангельск: Сев.-Зап. кн.изд-во, 1979 (далее сокращенно: Леонтьев, страница, №...).
[11] Русские частушки /Предисл. и отбор текста Н.И.Рождественской и С.С.Жислиной. М.: Гослитиздат, 1956.
[12]Гура А.В. О роли дружки в севернорусском свадебном обряде //Проблемы слав. этнографии /Отв.ред. А.К.Байбурин, К.В.Чистов. Л.: Наука, 1979. С. 162 172.
[13]Личный архив Н.В.Дранниковой, который составляют записи, сделанные на территории Архангельской области в период с 1979 по 1996 гг. (далее сокращенно: Л.А., №...).
[14]Сборник великорусских частушек /Под ред. Е.Н.Елеонской. М., 1914; Частушки в записях советского времени /Изд. подгот. З.И.Власова, А.А.Горелов. М.; Л., Наука, 1965. (Памятники русского фольклора); Архив кафедры устного народного творчества МГУ им. М.В.Ломоносова; фольклорный архив ПГУ им. М.В.Ломоносова; личный архив Н.В.Дранниковой.
[15]Власова З.И. Частушка и песня (К вопросу о сходстве и различии) //РФ: Из истории русской народной поэзии. Л.: Наука, 1971. Т. 12. С. 102 122.; Аничков Е.В. Песня: Народная словесность //История русской литературы /Под ред. Е.В.Аничкова, Е.К.Бороздина, Д.Н.Овсянико-Куликовского. М., 1908. С. 230.
[16]Мальцев Г.И. Традиционные формулы русской народной необрядовой лирики. Л.: Наука, 1989. С. 165.
[17]Там же. С. 162.
[18]Лазутин С.Г. Поэтика русского фольклора: Учеб. пособие для студ. филол. спец. ун-тов. М.: Высш. шк., 1981. С. 67 68.
[19]Мальцев Г.И. Традиционные формулы... С. 162.
[20]Князев В. Избранные частушки Северного края. Л.: Гослитиздат, 1936 (далее сокращенно Князев, страница, №…).
[21]У Белого моря: Народные песни и сказы /Сборник Н.Рождественской. Архангельск, 1958 (далее сокращенно: Рождественская, страница, №...).
[22]Причитания Северного края /Собр. Е.Барсовым. М., 1872 1882: В 3 ч.
[23]Пропп В.Я. К вопросу о происхождении волшебной сказки (Волшебное дерево на могиле) //Сов. этнография М., 1934. № 1 2. С. 133.
[24]Архив кафедры устного народного творчества МГУ им. М.В.Ломоносова (далее сокращенно: А МГУ; "научная фольклорная экспедиция, №...").
[25]Русская народно-бытовая лирика: Причитания Севера /В зап. В.Г.Базанова и А.П.Разумовой. Вступ.ст. и коммент. В.Г.Базанова. М.; Л., 1962.
[26]Мальцев Г.И. Традиционные формулы... С. 162.
[27]Причитания Северного края /Собр. Е.В.Барсовым. М., 1872. Ч. 1. С. XII.
[28]Частушки в записях советского времени /Изд. подгот. З.И.Власова, А.А.Горелов.
[29]Русская частушка /Авт. вступ. ст. и сост. А.В.Кулагина. М., 1993
[30]Кузнецова В.П. Причитания в севернорусском обряде: Дис. ... канд. филол. наук. Петрозаводск, 1987. С. 99.
[31]Сборник великорусских частушек...; Частушки в записях советского времени...; Архив кафедры устного народного творчества МГУ им. М.В.Ломоносова; Фольклорный архив ПГУ им. М.В.Ломоносова; личный архив Н.В.Дранниковой.
[32]Астафьева Л.А. Эстетические функции символики в народных лирических песнях //Проблемы фольклора. М: Наука, 1975. С. 163 169.
[33]Селиванов Ф.М. Народная лирическая поэзия последнего столетия: Частушки /Сост., вступ.ст., подгот. текстов и коммент. Ф.М.Селиванова. М.: Сов. Россиия, 1990. С. 26 (Библиотека русского фольклора
[34]Там же.