Центр изучения традиционной культуры Европейского Севера
СЕВЕРНЫЙ (АРКТИЧЕСКИЙ) ФЕДЕРАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ имени М.В. Ломоносова
|
ГЛАВНАЯ
2008-2011 (Русский Север) УЧЕБНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ Очное отделение
Магистратура
Аспирантура
ПРОЕКТЫ
|
ПУБЛИКАЦИИ / Комплексное собирание, систематика, экспериментальная текстология: Материалы V Международной школы молодого фольклориста (6 – 8 июня 2001 года) / Отв. ред. Н.В. Дранникова. – 2002. – 168 с. Краснопольская Т.В. (Петрозаводск) Вопросы целостного изучения музыкально-поэтического текста карельского причитания Открытие и изучение карельских причитаний имеет свою длительную предысторию, которая знает и пожары, в которых сгорали рукописные записи, и длительные периоды угасания интереса к этому жанру, и постепенное накапливание отдельных записей в архивах среди других жанров народной поэзии. Во всей предыстории, охватившей почти сто лет, для нас особенно знаменательными являются, пожалуй, два таких факта. Во-первых, это знакомство Элиаса Леннрота с традицией карельского погребального причитывания, которое произошло одновременно с открытием эпических песен (рун этиологического и героического содержания). Пораженный содержательностью, глубиной и мастерством искусства сказывания эпических песен, собиратель в не меньшей степени был потрясен тем страшным разноголосым воем, который поднялся в избе, когда вопрос зашел о причитаниях. Он отнюдь не пришел в восторг от такого эмоционального и неуемного изъявления скорби, но в своих заметках подчеркнул необходимость собирания причитаний: «…возможно, и окажутся они ненужными и пустячными, все же обходить их нельзя. Если бы их было собрано больше, то, вероятно, и они, как и другие жанры, могли бы дать кое-какие сведения о старине, полезные для иссследователей языка»[i]. (Вспомним, что относительно языка причитаний И.Федосовой сходные мысли высказывал Е.Барсов). Вторым значительным фактом предыстории исследования культуры карельских причитаний стало первое издание в Хельсинки в 1932 году поэтических текстов причитаний с напевами, осуществленное Отто Вяйзиненом. До этого времени причитания записывались только в виде словесных текстов (на этот факт необходимо обратить пристальное внимание), а издание в Хельсинки в 1930 году, сделанное Армасом Лаунисом, напротив, содержало только нотную строку без подтекстовки. Здесь и пролегает искусственная, формальная линия, размыкающая живое музыкально-поэтическое «тело» причитания на две якобы независимые части, одна из которых «подлежит» филолого-этнографическому изучению, а другая – музыковедческому. В историю сложившейся здесь системы противоречий мы углубляться не станем, скажем только, что альянс традиционного народного жанра с теорией, сложившейся на основе профессионального классического стиля, оставил отдельные, порой остроумные экзерсисы, лишь слегка задевающие суть вопроса[ii]. Между тем филология, а за ней и другие ветви языкознания, фольклористика, этнография, религиоведение[iii] нашли в поэтических текстах причитаний, как и предполагал Э.Леннрот, богатую и полезную пищу для развития народоведения и прежде всего определили черты, свойственные жанру карельской причети, роднящие ее с древнейшими жанрами искусства разных этносов мира. Разумеется, появились и сравнительные исследования причетных традиций финно-угорских народов и даже поиски параллелей со славянским эпосом. Постепенно «общим местом» стало утверждение таких черт причетной поэтики, как параллелизм и другие виды повторений, широкое применение аллитерации, использование и постоянное повторение слов, смысл которых оказался давно забытым, но помогал поддерживать некий ритмический строй причетной речи. Одной из вершин в изучении поэтики причитаний стало исследование карельского фольклориста А.С.Степановой «Метафорический мир карельских причитаний»[iv], где дано системное описание одной из главных особенностей ритуального языка причети всех регионов Карелии. (В данный момент создается полный толковый словарь метафорических замен). Нельзя не заметить одну особенность отечественных и финляндских исследований, посвященных карельской причети, – их в основном констатирующий характер. Важность этих констатаций, на наш взгляд, заметно сглаживается тем, что они почти не касаются сущности данного жанра как явления искусства, постоянно порождаемого художественным мышлением и сохраняющего свои константные черты на протяжении столетий. Отсюда, как нам представляется, исходит акцентирование специфики жанра как импровизации («традиционной импровизации», Пентти Лейно). В определении формы поэтического текста исследователи ссылаются друг на друга, повторяя выработавшиеся дефиниции. Так, с ссылкой на авторитетного финляндского ученого Илмари Хонко, А.С.Степанова пишет: «В причитаниях карел нет четко оформившейся поэтической строфы. Плач делится на прозаические строфы или периоды, внутри которых не выделилась стихотворная строка. Особенно наглядно это вырисовывается в северно-карельских причитаниях…» И далее: «Такие приемы поэтики карельских плачей, как аллитерация, параллелизм, а также строение стиха, совершенно не изучены, на них обычно останавливаются попутно»[v]. «Отсутствие исследований по метрике плачей поставило нас в затруднение при подготовке данной публикации (речь идет о монографии «Карельские причитания»). В результате обсуждения этого вопроса с музыковедами мы решили печатать севернокарельские тексты, не разбивая строфу на строки…»[vi]. Приводимый далее пример демонстрирует результаты описанного понимания специфики импровизационного жанра карельского причитания в современной филологической науке (см. приложение). Приход в карельскую музыкальную фольклористику группы этномузыковедов во главе с Е.В.Гиппиусом внес принципиальную новизну уже в сам характер публикации фольклорных поэтических текстов. Редактируя в начале 1960 года сборник Л.М.Кершнер «Карельские народные песни», Е.В.Гиппиус согласно с сформулированными в российском эпосоведении положениями потребовал разделения поэтических текстов карельских эпических песен на строфы и координации их графики с соответствующими музыкальными текстами. В этом он нашел единомышленника среди ведущих фольклористов Карелии – В.Я.Евсеева. Он, далее, исключил из основного корпуса сборника напевы карельских причитаний, так как качество их записей (по техническим причинам) не давало оснований для выверенной координации музыкального и поэтического текстов. Эмпирическое же нарушение синкретического звучания музыкально-поэтических текстов причитаний ученый считал недопустимым. Когда же Е.В.Гиппиусу несколько лет спустя были предоставлены достоверные записи карельской причети, он поставил перед составителем сборника задачу применить к их нотировке принципы аналитической графики с целью ответить на вопрос: что это «сплошная импровизация» или структура? Скоро стало понятно, что предпринятый эксперимент удался лишь частично и именно потому мелодическую структуру было решено сориентировать на аллитерацию севернокарельского стиха. Сейчас это уже объясняется просто. Как пишет А.С.Степанова о причитаниях Е.Н.Пивоевой, «на протяжении длинного смыслового периода выдерживается единая аллитерация». Ясно, что в таких условиях структурообразующая функция этого выразительного средства стирается. Зато значение аллитерации выступило на другом уровне структуры причитания: смены строф с различными «аллитерированными комплексами», образовывали на протяжении развертывания причитания смены своеобразные алгоритмы, усиливая тем самым выразительность и суггестию причитания и одновременнно – его инструментальную композицию. Приведем пример координации сюжетной композиции причитания из сборника «Карельские причитания» (отмечена русским шрифтом) и «фонетической композиции» (отмечена латинским шрифтом): № 54 А А Б Б А В В Г Построения, отмеченные одинаковыми буквами русского шрифта, не просто схожи по смыслу. Они представляют собой строфы и тирады, синтаксически сопоставимые между собой (параллелизм строф); составляющие же их построения, также параллельные между собой, естественно называть стихами, не метафорически, а в общепринятом смысле (в графике Т.Краснопольской, 2, № 62): А 1. Дай-ка понежусь последние разочки у моего светлого хорошего в строеньицах. Б 2. Оставлю свою молоденькую славную честь-красоту у моего светлого хорошего на вешалках. Но не может удержаться там, где хотела оставить. Б 3. Моей милой выпестовавшей (матери) дитяти честь-красоту оставлю, молоденькое славное имечко Не смогла ли бы так удержаться и успокоиться? Несмотря на то, что протяженность этих стихов-звеньев различна, целесообразно указать на типологическое сходство данной стиховой структуры с дисметрическим фразовиком – одним из видов свободного стиха, широко распространенного в народной поэзии[vii]. В нашем рабочем архиве накопилось уже много подобных и иных структур, образующих поэтические тексты карельских причитаний. И это позволяет сделать вывод, что перед нами не «прозаические периоды, в которых еще не выделился стих» (кстати, все примеры приведены нами из севернокарельской причети), и не «особого вида проза», как об этом еще продолжает писать филологическая литература, а «особого вида поэзия», изучение которой требует пристального внимания. Об этом говорит и особый тип «инструментовки стиха», и его структурная роль в причитаниях разных региональных, локальных и идиостилях; в разных местных традициях особые формы динамических отношений имеют параллелизм и эпизоды повествовательного характера. Это отражается и в композиции поэтического текста, и в самом тонусе плачевого высказывания. Не только далеко еще не исчерпанные архивы, но и определение новых точек зрения и аналитических подходов к этому уникальному жанру народного искусства ждут своего часа. Эту мысль должен подтвердить и заключительный раздел нашего выступления, где необходимо вернуться к идее синкретизма музыкально-поэтических текстов карельских причитаний. Этот вопрос не менее широк, чем рассмотренные выше. Его положение «в заключении», во-первых, как бы оправдывается тем, что сам процесс музыкальной нотировки, направленный на поиски аналитической, структурной графики музыкально-поэтических текстов карельской причети, сыграл роль мощного стимула проникновения в сущность этого уникального явления и привел нас к обнародованным результатам. С другой стороны, изложение собственно музыкальных открытий в мелодике причитаний, а главное – изложение форм координации музыкального и поэтического начал, которые определяют место причитаний в жанровой системе карельского фольклора, потребовало бы такого углубления в специфику этномузыковедческого анализа, что заняло бы длительное время и потребовало бы иных форм общения со слушателями. Исходя из этого, изложу свои выводы в нескольких тезисах. Нам теперь ясно, что причетному слову (группе слов) строго соответствует один мелодический оборот, четко доносящий до слушателя каждое слово сказителя. 1. Каждый такой мелодический оборот, при всем их разнообразии, входит в сферу «плачевого» – повествовательно-нисходящего движения. 2. Он постоянно меняет свою протяженность, «подстраиваясь» под звучание длинных и коротких слов. 3. Большая же часть слов причети представляет, напомним, «метафорические замены». Мы провели предварительный подсчет слогов, образующих метафорические замены и сведенных А.С.Степановой в специальные таблицы. Если составителя таблиц интересовали вопросы региональной лексики, то для нас они стали подтверждением иных фактов, почерпнутых из анализа мелодий причитаний. Мелодические обороты, «обнимая» и отдельные слова, и неделимые в сознании сказителя «метафорические замены», сложились в две большие группы, выделившие в музыкально-поэтическом повествовании связанные между собой «длинные» и «короткие» музыкально-поэтические ячейки. Последние в свою очередь складываются в стихи, музыкально-поэтические строфы, тирады. Так асимметрия «свободной импровизации», воспринимаемая нами субъективно, скрывает в своей основе традиционные слова-интонации, «узелки на память» (М.Лотман), «память традиции» (В.Гацак). Традиция причети является одновременно школой живущего поколения. (См. Музыкальные приложения 1 – 2 в аналитической графике автора). Примечания [i] Карельские причитания / Сост. А.С.Степанова и Т.А.Коски. – Петрозаводск, 1976. – С. 6. [ii] Карельские народные песни / Сост. и автор вст. статьи Л.М.Кершнер. – М., 1962. – С. 9–33. [iii] Конкка У.С. Поэзия печали. – Петрозаводск, 1992. – С. 16–18. [iv] Степанова А.С Метафорический мир карельских причитаний. – Петрозаводск, 1985. [v] Карельские причитания. – Петрозаводск, 1976. – С. 36–37. [vi] Там же. [vii] Квятковский А. Поэтический словарь. – М., 1966. – С. 75–76; 323. |
1999-2006 © Лаборатория фольклора ПГУ 2006-2024 © Центр изучения традиционной культуры Европейского Севера Копирование и использование материалов сайта без согласия правообладателя - нарушение закона об авторском праве! © Дранникова Наталья Васильевна. Руководитель проекта © Меньшиков Андрей Александрович. Разработка и поддержка сайта © Меньшиков Сергей Александрович. Поддержка сайта Контакты:
E-mail:n.drannikova@narfu.ru
Сайт размещен в сети при поддержке Российского фонда фундаментальных исследований. Проекты № 99-07-90332 и № 01-07-90228
|