- О Центре
- Архив новостей
- Фотоальбом
- Photo collection
- Преподаватели в
магистратуре (фото) - Сотрудники
- Контакты
- Обратная связь
- Аудио
- Видео
2008-2011 (Русский Север) УЧЕБНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ Очное отделение
- Программа по курсу УНПТ
- Планы семинарских занятий
- Вопросы к экзамену
- Список текстов для чтения
- Фольклорная практика
Магистратура
- Русский фольклор
- Филологический анализ
текста - История фольклористики
- Проблемы былиноведения
- Фольклор и миф
- Социальная антропология
- Прагматика фольклора
- Мифы и религии
народов мира - Планы семинаров
- Экзамены. Зачеты
- Вопросы к государственному экзамену
Аспирантура
- Программа для аспирантов по специальности "Фольклористика"
- Вопросы вступительного экзамена в аспирантуру
- Вопросы кандидатского минимума
ПРОЕКТЫ
- Гранты
- Информационно-справочная система
- Этнограф Петр Ефименко
- Устная история
Архангельского
Севера в фольклоре - Пинежские свадебные
и игровые песни - Электронный атлас
"Традиционная культура
Пинежья"
- Мультимедийный каталог традиционной культуры Русского Поморья
ПУБЛИКАЦИИ / Комплексное собирание, систематика, экспериментальная текстология: Материалы V Международной школы молодого фольклориста (6 – 8 июня 2001 года) / Отв. ред. Н.В. Дранникова. – 2002. – 168 с.
Разумова И.А. (Санкт-Петербург) Семейный фольклор в образовательном пространстве (вопросы собирания)
Исследование быта, вербальной культуры и исторической памяти российских семей Северо-Западного региона России (Карелия, Архангельская, Мурманская, Ленинградская области), которое осуществлялось нами в 1995 – 2000 гг. [1], дало не просто интересные научные результаты, но позволило составить и апробировать на разных уровнях образовательную программу по изучению семейных традиций.
Не нужно доказывать, что изучение истории и быта семей позволяет усилить региональный компонент в образовании, поскольку культура отдельных родственных групп тесно связана с традициями определенных этнолокальных очагов. Характер усвоения этих традиций в гетероэтничных и гетеролокальных семьях зависит, во-первых, от степени культурного влияния предствителей той или иной ветви рода и, во-вторых, от специфики и уровня развития самих традиций определенной местности, этноса.
Вовлечение в образовательный процесс разнообразных материалов, связанных с семейными традициями, значимо потому, что эти материалы наглядно демонстрируют многовариантность культурных форм. Это способствует целям воспитания: в первую очередь, формированию толерантности, широкого взгляда на историко-культурные процессы. Становится очевидным, что каждая семейно-родственная группа имеет интересный, ценный и неповторимый опыт, из которого, в конечном счете, и складывается то, что можно назвать этнической культурой, этнической историей и т.п.
Особое внимание при изучении семейной культуры может и должно быть уделено словесному общению в семье, поскольку именно вербальная коммуникация является основным каналом передачи этнокультурной информации и важнейшим средством поддержания группового единства. Собирание семейных устных и письменных текстов, в которое, как показывает наш опыт, легко и с интересом включаются и школьники, и студенты, способствует развитию речевой практики учащихся, их коммуникативной компетенции (как внутри семьи, так и вне ее). Использование при этом интроспективного метода повышает уровень рефлексии, вырабатывая способность оценивать со стороны собственное речевое и невербальное поведение. В связи с этим нельзя не отметить, что метод интроспекции, широко обсуждаемый и применяемый в западной культурной антропологии, еще не стал таковым в отечественной фольклористике. Между тем новые области современного фольклора определяются в значительной степени на интроспективной основе, что демонстрирует, в частности, опыт изучения семейного фольклора.
Ограничения при собирании и изучении семейного фольклора проистекают из необходимости исключить вторжение в приватную сферу жизни, широко практиковавшееся в предшествующий исторический период. Поэтому так важны методы изучения и использования семейных культурных практик. В частности, корректность научного (культурологического, социологического) подхода требует разработки специальной методики, касающейся форм беседы, интервьюирования, других способов сбора материала; соблюдения конфиденциальности той части информации, которую оговаривает респондент; анонимности, ограничений в фиксации, публикации, использовании сведений и пр.
В ходе реализации программы осуществлялась работа с учащимися – школьниками среднего и старшего звена и студентами-гуманитариями младших курсов. В процессе работы учащиеся выступали в двух качествах: в роли информантов для специалиста-собирателя и в дальнейшем – в роли собирателей в собственных и близких (родственных, дружеских) семьях, где они могли пользоваться методом включенного наблюдения. Эта работа проводилась, в частности, в школе № 186 г. Санкт-Петербурга, школе № 1 п.Сертолово Ленинградской области (в обеих – при участии преподавателя Е.Н.Прыгуновой), Карельском государственном педагогическом университете в г. Петрозаводске (под руководством И.А.Разумовой), Поморском государственном университете в г. Архангельске (при участии доцента Н.В.Дранниковой).
Программа состоит из разделов (и сориентированного на них вопросника), которые соответствуют различным видам культурной деятельности семейно-родственных групп, формам осмысления отношений родства и мемориализации прошлого. Так, специальный раздел с соответствующими рубриками посвящен пространственно-предметному миру семьи, связанному с концептами родины, родового и родительского дома, символикой отдельных частей современного жилища, предметными символами уюта и т.д.
Большое внимание уделяется повседневной и праздничной культуре современных семей: варьирующимся нормам взаимоотношений с родственниками («семейному этикету»), типам поведения в семье и вне ее, ритуальным торжествам. В современной культуре отчетлива тенденция перехода общественных, религиозных и прочих праздников в сферу домашней жизни. Кроме того, индивидуализированная праздничная культура семьи включает многочисленные регулярно отмечаемые даты событий частной жизни, связанные с персональными биографиями, профессиями, переездами, эмоционально пережитыми обстоятельствами и т.п. (семейный календарь). В результате у каждой семейно-родственной группы складывается собственная традиция торжеств с формами организации праздника, в которых сочетаются общеэтнические и специфические элементы.
Важное место в нашей программе отводится изучению семейной исторической памяти в ее устных и письменных формах. Далеко не всегда сведения об истории семьи доступны младшим поколениям вследствие множества причин: что-то забывается, о чем-то умалчивается, в некоторые семейные тайны не посвящают детей до определенного возраста и т.п. Факторы «запоминания» и «забывания», влияющие на культурно-историческую память российских семей, заслуживают специального и подробного анализа. Вместе с тем работа с молодыми информантами (в возрастных группах 12 – 14 лет и 17 – 22 лет) показала, что нет оснований для пессимистических заключений относительно знания семейной истории и особенно интереса к ней.
Существенной причиной утраты или недостаточной глубины семейной исторической памяти является нарушение в цепи передачи знания, связанное с отсутствием письменных источников. Коммуникативные сложности при устной передаче, помимо субъективных причин (один из информантов заметил, что старшие в семье «не умеют хорошо рассказывать»), возникают из-за характера сведений. Многие обстоятельства жизни семьи и отдельных родственников предпочтительней было «забыть» во имя сохранения и продолжения рода. Вместе с тем наше исследование показало, что «забытое» (то есть не актуализировавшееся знание) продолжало существовать в латентной форме даже при утрате или уничтожении документальных свидетельств, и в более благоприятных обстоятельствах, в ситуации востребованности, оно может быть реконструировано. Во многих семьях «умолчания» связаны с нежеланием психологически травмировать старших родственников, например, прошедших войну и болезненно переживающих воспоминания о трагических событиях.
Сравнительно небольшая глубина родословной памяти связана со свойством факультативности историко-генеалогических знаний, особенно в среде, далекой от элиты (и правящей, и культурной). Как известно, устойчивость генеалогической информации находится в прямой зависимости, во-первых, от необходимости подтверждать легитимность имущественных прав и социальных привилегий и, во-вторых, от способов мнемотехники, то есть уровня грамотности и отношения к письменным свидетельствам. (В силу этого, например, глубина родословной памяти в «коренных» поморских семьях несколько превышает таковую у русских и карельских крестьян – жителей сопредельных регионов). По нашим наблюдениям, в последнее время клишированные мотивировки того, зачем нужно знать родословие и родственников («чтобы знать историю своего народа», «без прошлого нет будущего» и т.п.), заменяются на более прагматические: «надо держаться вместе», «чтобы помогать друг другу» и т.п.
В среднем, глубина генеалогической памяти составляет 5 – 6 поколений, что можно объяснить с учетом передачи сведений через поколение: «бабушки о бабушках». Этот отрезок генеалогической вертикали можно назвать «актуальной памятью». Последняя дополняется «памятью предания», которое часто относится к XVI – XVII векам, а иногда – к XIV – XV векам (верификация сведений не входит в наши задачи) или к «далекому прошлому». Диапазон генеалогических сведений, известных молодому поколению, варьируется в очень широких пределах, определяемых вышеназванными факторами. Немаловажно и то, что «уход в семью» рассматривается молодыми людьми как средство «спасения» от социального неустройства.
Особенный интерес представляют семейные рукописные традиции. Собирание этого материала начато нами параллельно с собиранием и изучением семейного фольклора. Специфическая роль семейной письменности связана с утверждением культурной суверенности группы. В этом отношении наблюдается как взаимодополнительность, так и частичное совпадение функций устной и письменной семейной словесности.
Фактически в семейной культуре отмечается бытование всех форм письменности. Значительную часть семейной литературы можно обозначить как «книжность», принимая во внимание способ создания, хранения и использования текстов. В виде книг, тетрадей, блокнотов, альбомов, календарей и т.п. оформляется литература обиходного назначения и мемуарная. Нередко тексты – главным образом, мемориальные – тиражируются (переписываются) и распространяются между родственными семьями, живущими раздельно. Родословные архивы хранятся, как правило, в одной из нескольких родственных групп. В ходе собирания материала учащиеся и члены их семей нередко обращались к более дальним родственникам, восстанавливали контакты с ними и даже знакомились.
К мемориальной письменной словесности следует отнести различные некнижные формы памятных записей, в том числе подписи к генеалогическим схемам, которые нередко содержат не только имена, но сведения о родственниках. Мемориальную функцию выполняют и разного рода надписи, прежде всего, на фотографиях. Семейный фотоальбом – разновидность летописи рода, в котором визуальные образы дополнены подписями и всегда требуют пояснительных текстов. Рассказ по фотоальбому представляет одну из разновидностей историко-семейного нарратива (хрониката).
Семейная альбомная культура заслуживает специального рассмотрения. В альбомах, различающихся тематически и посвященных поездкам, торжествам, этапам жизни членов семьи и т. п., изобразительный ряд (фотографический и иллюстративный), как правило, дополнен вербальным. В целом, семейную культуру отличает стремление к созданию «сводов», книжно-альбомным формам мемориализации исторического опыта, важных событий и жизненных впечатлений. Не случайно не только школьники, но и студенты, собирая семейный фольклор, по собственной инициативе начинают оформлять его в виде альбомов, в которых соблюдается хронологическая последовательность, рассказы иллюстрируются фотографиями, иногда рисунками. Туда же вклеваются «бабушкины рецепты» – кулинарные и по рукоделию.
Задачи непосредственной коммуникации, подобно ситуативным устным текстам, выполняют эпистолярные жанры: письма, открытки, обиходные записки. Надписи, объявления, указатели, рассчитанные на более или менее длительную сохранность, демонстрируют освоенность домашнего пространства, отмечают отдельные значимые локативы, служат саморепрезентации хозяев, рассчитанной и на стороннего посетителя. Такие надписи особенно характерны для помещений, в которых живут подростки.
К наиболее табуированным относятся тексты, включенные в религиозно-магическую семейную практику. Если собственно рукописные молитвенники представляются, скорее, раритетом, то отдельные заговорно-молитвенные тексты хранятся и используются во многих семьях, городских и сельских. Семейные рукописные талисманы также весьма распространены, прежде всего, среди женщин. Материнские (родительские, бабушкины и т.д.) записки с простейшими заклинаниями или ситуативными текстами выдаются не только при проводах в армию или в длительную поездку. Ими снабжаются, например, школьники и студенты, которым предстоит контрольная работа или экзамен. Родительские записки экзаменуемые кладут в карман, зачетную книжку, авторучку и т.д.
Обучение школьников и студентов собиранию материала по семейным традициям, словесности и истории (то есть собственно реализация программы) первоначально имело совершенно конкретные задачи, связанные с изучением фольклора, литературы, русского языка, развития речи [2]. Однако результаты оказались и иными. Инициированный преподавателями и специалистами интерес к семейной культуре позволил активизировать не только учащихся, но и членов их семей, даже дальних родственников. Учебная ситуация стимулировала деятельность семей по историко-генеалогическим реконструкциям, восстановлению или упрочению родственных связей, внутрисемейной коммуникации, передаче традиций младшему поколению. Семья не только оказалась включенной в образовательное пространство, но благодаря созданной учебной ситуации получила импульс к реконструкции семейной истории и актуализации родственного идентитета.
Данное обстоятельство позволяет обратиться к проблеме социального контекста собирательской фольклористической деятельности. Реакция на описанный нами опыт различна. С одной стороны, она выразилась в виде формул благодарности со стороны самих учащихся и их родственников за то, что они «больше узнали о самих себе», «восстановили родословие» и т.п. С другой стороны, оппоненты склонны считать здесь инициативу собирателей искусственно стимулирующим фактором, который затемняет «истинную» картину, определяемую ими как отсутствие интереса к семейному прошлому. При всей противоположности оценок оба мнения равно представляют попытку верификации фольклорных текстов: первое указывает на возможность латентного существования традиции и извлечения ее из забвения при благоприятных условиях, второе очевидно отрицает «истинность» и самое существование текстов, которые артикулировались по инициативе собирателя.
В обоих случаях мы имеем дело с массовой тенденцией: а) оценивать текст исключительно по содержащейся в нем информации, б) оценивать деятельность фольклориста в зависимости от того, какую информацию содержит текст; то и другое – исходя из прагматического критерия. Одновременно в самой фольклористике традицию оценочного отношения к тексту сменила тенденция оценивать коммуникативную ситуацию, в которой текст зафиксирован.
Для любого культурантрополога и фольклориста в настоящее время уже не подлежит сомнению факт, что текст создается способом коммуникации («каналом коммуникации»), который задан собирателем [3]. Осмысление данного обстоятельства привело к разделению ситуаций на «естественные» и «искусственные» и нередко к признанию «полноценными» лишь текстов, актуализировавшихся и записанных в условиях спонтанного общения или зафиксированных при помощи скрытой записи. При таком подходе за пределами изучаемого корпуса текстов остается большой и ценный материал, полученный в ходе многообразного общения собирателя и информанта. В частности, пришлось бы исключить из рассмотрения тексты мемуарного характера, полученные в ответ на весьма конкретные вопросы о типовых ситуациях семейного общения («Каждый раз, когда приходили гости, дома рассказывали…» и т.п.) и в данном случае лишенные непосредственного контекста. По нашему мнению, вместо утверждения дихотомии естественного / искусственного по отношению к текстам продуктивнее признать исходное равноправие последних в качестве диалоговых реплик (в бахтинском смысле). На следующем уровне текст рассматривается с учетом его непосредственной позиции в диалоге в аспектах когнитивном, речевом, событийном и прочих.
Нет необходимости доказывать, что он артикулируется по-разному в зависимости от варьирования переменных элементов, составляющих структуру «речевого события» (Р.О.Якобсон). Именно в процессе собирания семейного фольклора мы столкнулись со всем спектром возможных вариаций. Например, одно и то же генеалогическое предание воспроизводится особенным образом в «дидактической» ситуации (при передаче опыта старших младшим), при рассказе о семье постороннему, в том числе собирателю с включенным диктофоном, при рассматривании семейного альбома в момент досуга или будучи изложен в письме по просьбе внука, а также в других случаях.
Русский семейный фольклор конца ХХ века отчетливо демонстрирует существование неартикулированной традиции как «генотекста» (воспользуемся термином герменевтики) или латентного знания. Собирание же его убеждает во множественности форм реактуализации этого знания. В таком контексте споры о том, как «лучше» фиксировать текст: методом включенного наблюдения, направленного интервью, открытой видеосъемки или тайной записи, – лишаются предметности. Речь может идти только о выборе средства, адекватного коммуникативной ситуации, включающей и интенцию собирателя, и специфику семейной группы, и необходимость соблюдения прав информантов, и персональные установки последних, и многое другое.
Примечания
1 Материалы и результаты исследования см.: Разумова И.А. Потаенное знание современной русской семьи. Быт. Фольклор. История. – М., 2001.
2 Прыгунова Е.Н., Разумова И.А. Изучение фольклора в средней школе. Полный курс: Методическое пособие. – СПб., 2001. – С.50.
3 Эта проблема обсуждается в статье А.А.Панченко: Панченко А.А. Инквизиторы как антропологи, антропологи как инквизиторы // Живая старина. – 2001. – № 1. – С.7–9.
1999-2006 © Лаборатория фольклора ПГУ
2006-2024 © Центр изучения традиционной культуры Европейского Севера
Копирование и использование материалов сайта без согласия правообладателя - нарушение закона об авторском праве!
© Дранникова Наталья Васильевна. Руководитель проекта
© Меньшиков Андрей Александрович. Разработка и поддержка сайта
© Меньшиков Сергей Александрович. Поддержка сайта
Контакты:
Россия, г. Архангельск,
ул. Смольный Буян, д. 7
(7-й учебный корпус САФУ),
аудит. 203
"Центр изучения традиционной культуры Европейского Севера"
(Лаборатория фольклора). folk@narfu.ru
E-mail:n.drannikova@narfu.ru
Сайт размещен в сети при поддержке Российского фонда фундаментальных исследований. Проекты № 99-07-90332 и № 01-07-90228
и Гранта Президента Российской Федерации для поддержки творческих проектов общенационального значения в области культуры и искусства.
Руководитель проектов
Н.В. Дранникова
