- О Центре
- Архив новостей
- Фотоальбом
- Photo collection
- Преподаватели в
магистратуре (фото) - Сотрудники
- Контакты
- Обратная связь
- Аудио
- Видео
2008-2011 (Русский Север) УЧЕБНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ Очное отделение
- Программа по курсу УНПТ
- Планы семинарских занятий
- Вопросы к экзамену
- Список текстов для чтения
- Фольклорная практика
Магистратура
- Русский фольклор
- Филологический анализ
текста - История фольклористики
- Проблемы былиноведения
- Фольклор и миф
- Социальная антропология
- Прагматика фольклора
- Мифы и религии
народов мира - Планы семинаров
- Экзамены. Зачеты
- Вопросы к государственному экзамену
Аспирантура
- Программа для аспирантов по специальности "Фольклористика"
- Вопросы вступительного экзамена в аспирантуру
- Вопросы кандидатского минимума
ПРОЕКТЫ
- Гранты
- Информационно-справочная система
- Этнограф Петр Ефименко
- Устная история
Архангельского
Севера в фольклоре - Пинежские свадебные
и игровые песни - Электронный атлас
"Традиционная культура
Пинежья"
- Мультимедийный каталог традиционной культуры Русского Поморья
ПУБЛИКАЦИИ / Комплексное собирание, систематика, экспериментальная текстология: Материалы V Международной школы молодого фольклориста (6 – 8 июня 2001 года) / Отв. ред. Н.В. Дранникова. – 2002. – 168 с.
Бахтина В.А. (Москва) Коллективная запись фольклорного текста (приоритет русской науки)
История собирания фольклора входит обязательной составной частью в историографические исследования. При этом внимание (особенно в лекционных курсах по народному творчеству) уделяется чисто внешнему фактографическому материалу – кто, где, когда и что записывал и какова судьба этих материалов – были ли они изданы, когда, в каком виде, объеме и т.д. Более скромное место отводится методике записи, применяемой тем или иным собирателем в своей практике. А между тем очевидно, что этот аспект является важнейшим, определяющим объективность и, главное, точность фиксации на бумаге традиционно изустного текста и позволяющим судить, следовательно, о степени его достоверности. Именно с письменными текстами чаще имеет дело любой исследователь и на их основании строит свои обобщения и выводы.
Можно констатировать, что история собирания фольклора, обращенная к методике этой деятельности и имеющая в России богатые традиции, еще не написана и ждет своего обобщения (подобными работами не может похвастаться и зарубежная наука). Необходимость ее, повторяю, диктуется правом каждого фольклориста отчетливо представлять себе, какими текстами он оперирует и корректировать исходя из этого свои выводы.
К размышлениям на данную тему в самом конце 50?х годов ХХ века обратился А.Б.Лорд в своей книге «Сказитель»[i]. Казалось бы, эти проблемы не должны были его касаться, поскольку не только он сам, но и его учитель М.Перри, пребывающий в длительной экспедиции в Югославии в 30?е годы, был прекрасно технически экипирован. Можно совершенно уверенно говорить, что такой техники, какой снабжен был М.Перри, не имела в то время ни одна фольклорная экспедиция. Тем не менее из 12 500 тысяч текстов, собранных М.Перри, только «часть», как сообщает А.Лорд, была записана на фонограф, остальные «под диктовку». Опись эпических записей, содержащаяся в первом томе издания коллекции М.Перри, как указывает В.М.Гацак, «насчитывает 480 фоноединиц за тридцатые годы и 126 за послевоенные, диктованных 2716 записей… Суммарное количество записей всех жанров во много раз больше»[ii].
Оправдывая такую методику записи, как единственно возможный, по его мнению, способ получить наиболее приближенный к оригиналу текст, он тем не менее вынужден признать и негативные стороны такого подхода и прийти к выводу, что добытый в результате текст «даже в самых лучших условиях и самыми лучшими собирателями по структуре стиха никогда полностью не совпадает с напетым текстом»[iii]. По его мнению, любые тексты, получаемые в результате «письменной фиксации устной традиции», не есть «тексты нормального исполнения» и не тексты переходные (между устной и письменной традицией), а «некая особая группа»[iv].
Методика русской науки собирания способ получения текста «под диктовку» решительно отвергла еще в 20?е годы, как не соответствующий определяющему правилу: «Собиратель ни в коей мере не должен нарушать своей работой естественный ход пения или сказа»[v]. Нельзя переспрашивать и перебивать, нельзя записывать медленно, ибо рассказчик может выжидать, это его утомляет, сбивает с ритма, иногда вынуждает подделываться под вкусы образованного собирателя, нельзя делать замечания по ходу пения, допускать снисходительных улыбок и пр., что неизбежно при записи «под диктовку». Эти высказанные братьями Соколовыми запреты давно стали аксиомами в русской науке.
Одному человеку, желающему соблюсти эти условия, бывает чрезвычайно трудно записать фольклорный текст. В черновых тетрадях Б.Соколова отражены некоторые его безуспешные попытки передать былину в процессе ее исполнения на Пудоге (1928 год) от сказителя А.С.Захарова, который, как свидетельствует Борис Матвеевич, к тому же пел «очень часто». С опорой на ключевые слова запись имела следующий вид: Соловьюшка Р. // и пр. // за это // сыру // славы поют // И Илюше тому век повеку [запись в строку наша. – В.Б.]. Вряд ли по этим словам можно было восстановить текст. Но он приведен в тетради далее, однако не ясно, каким путем он возник: восстановлен? вновь записан при повторном прослушивании «с голоса»? пересказан? или частично спет, частично пересказан? Выглядит он так:
По этому Соловьюшке Рахманове, По этому Соловьюшке проклятому Хватил ён Соловьюшка за жолты кудри Да бросал о матушку сыру землю, Растоптал своим цёботом. И тут соловью славы поют А Ильюхе тут век повеку[vi].
Как видим, полного совпадения ключевых слов с окончательным текстом нет. Стоит только удивляться, как удавалось записывать Гильфердингу, ведь судя по последующим записям в тех же местах, тексты его были достаточно точны, о методике же его работы сведения довольно скудны.
По мнению А.Лорда, есть только два возможных, более или менее успешных, способа получения «записи песни при нормальном ее исполнении». Один – стенография, но, по справедливому указанию Лорда, она ограничена, например, в передаче фонетических особенностей текста и других особых языковых форм. Кстати сказать, именно на эту отрицательную сторону стенографической фиксации указали и Б.М. и Ю.М.Соколовы за тридцать лет до А.Лорда в своем пособии «Поэзия деревни», подчеркнув, что она не может дать точного изображения народной речи в ее диалектном фонетическом и лексическом разнообразии. Но в мировой фольклористике существовали и иные мнения. Так, положительное отношение к стенографической фиксации, в частности, высказал известный финский ученый К.Крон в беседе с Б.Соколовым[vii].
Второй способ, считал А.Лорд, – привлечение двух и более «писцов», «которые будут поочередно записывать каждую вторую или третью строку в зависимости от того, сколько их участвует в записи»[viii]. Такая методика представляется А.Лорду плодотворной, но, делает он заключение: «Мне неизвестно, чтобы такой метод когда-нибудь применялся»[ix]. А между тем он широко использовался в России, и приоритет в его изобретении (если уместно здесь воспользоваться техническим термином) принадлежит Б.М. и Ю.М.Соколовым.
Первым шагом к его выработке явилась так называемая коллективная запись фольклорных текстов. 21 июня 1920 года Юрий Матвеевич, вернувшись в Москву из Старицкого уезда Тверской губернии, где он был в экспедиции со студентами Тверского пединститута, писал брату в Саратов восторженное письмо-отчет. И в нем подробному описанию экспедиции предшествовали итоги методического характера: «Экспедиция моя в Тверскую губернию удалась на славу. Определенно можно сказать, что установил новые методы собирания и исследования, которые будут – я глубоко убежден – применяться повсюду. Ты можешь новый способ пропагандировать широко и горячо, т.к. он оправдал себя вполне. Я говорю о 1) коллективной массовой записи и 2) хоре собирателей, дающих в деревне этнографические концерты. Боря! Какой был повсюду успех, какой отклик, какие громадные результаты: 1) научного, 2) педагогического и 3) личного характера»[x].
Ответом было письмо 14 августа 1920 года только что вернувшегося из Хвалынской экспедиции Саратовской губернии Б.М.Соколова: «Ты пишешь мне о коллективной записи, я, с тобой не сговариваясь, постоянно применял этот метод и, так же как и ты, считаю его очень продуктивным и благодарным»[xi]. В том же письме Борис Матвеевич замечает: «Читая этот отчет [имеется в виду письмо Ю.М.Соколова о Старицкой экспедиции. – В.Б.], я, да и не только я один, а все участники моей экспедиции, которым я прочел это письмо, были поражены удивительным – прямо до смешного – сходством не только нас с тобой, но и самих экспедиций. Мне советовали перечеркнуть в твоем письме слово «Боря» и переправить на «Юра» и в таком виде отправить письмо обратно. Ты представь себе – даже количество участников экспедиции то же самое – именно 22 человека плюс я (или ты) руководитель!»[xii].
Что же понималось братьями под коллективной записью? Во-первых, распределение участников экспедиции на группы по два-три человека с определенным жанровым заданием каждой. Материалы иных жанровых разновидностей, конечно, записываются, но попутно. Во-вторых, в процесс фиксации вовлечены все члены группы. В «Поэзии деревни» Б.М. и Ю.М.Соколовы раскрыли методику такой работы: «По окончании песни записи сверяются и таким образом достигается довольно точный текст»[xiii]. Слова эти следует понимать так, что запись ведется каждым из группы, и беловой текст появляется в результате сведения трех записей в одну. В-третьих, только при коллективной записи возможно уловить и передать все сопутствующие пению или рассказыванию моменты. Они замечают: «Как описать мимику, жесты, интонацию певцов и рассказчиков? Как подметить все это, а подметив, сохранить и передать другим? Ведь один голый текст песни без соответствующей записи интонации, артистических приемов исполнения и т.д. – не точен, как и текст песни без нот»[xiv]. Наконец, в-четвертых, появляется возможность взаимной проверки.
И все же в этих первых коллективных опытах не совсем ясна была роль каждого из участников небольшой группы. Иногда все пытались записать одновременно и полно весь текст. Но в результате всегда возникали какие-то пробелы и потери. В 1924 году Ю.М.Соколов в выступлении «Методы фольклорного собирания» в Киеве[xv] обозначил описанный выше метод как групповой в отличие от коллективного, при котором в задачу каждого участника входит фиксация определенных стихов: всех четных или нечетных (при двух собирателях) или первого, четвертого, седьмого и т.д. (при трех собирателях). Это и есть тот метод, о котором говорил, как наиболее успешном, но науке не известном, А.Лорд.
В экспедиции «По следам Рыбникова и Гильфердинга» (1926 – 1928 гг.) методика коллективной записи была несколько модифицирована в сторону уменьшения объема приходящегося на каждого собирателя фрагмента текста. Так, если группа состояла из двух человек, то на долю каждого «писца» приходилась половина стиха до цезуры или после цезуры. При группе в три человека стих условно делился на три части: начало, середина и конец. И в том и в другом случае гораздо проще достигнуть точности в фиксации междометий, частиц, в передаче диалектных слов, ударений, реплик или добавлений самого рассказчика. Следующий этап – сведение записей и получение единого текста (его желательно осуществлять прямо на месте) и, наконец, уточнение у сказителя неясностей и снятие вопросов, которые даже при такой фиксации с неизбежностью возникают.
В полевой тетради Б.М.Соколова фрагмент старины «Ставр Годинович», записанной от П.Е.Миронова с Пудоги, выглядит следующим образом:
А подостелем постелюшку пуховую, А положим на кроватку |сулковую|?[xvi].
Последнее слово в квадратных скобках с вопросом в книге «Онежские былины» напечатано без скобок и вопроса, но со сноской: «слоновую»[xvii], что весьма проблематично. В тетради Б.Соколова сноска предлагалась другая: «слоновую, на деле, по всей видимости, шелковую»[xviii], что больше соответствует истине, поскольку с большой долей вероятности отражает индивидуальное словоупотребление сказителя.
Возникает вопрос – какой смысл в современных условиях при доступности надежных технических средств вспоминать эту методику? Но, во-первых, это факт истории развития, становления, поиска и совершенствования российского собирательства. Во-вторых, реакция исполнителя на магнитофон или диктофон, а тем более на видеокамеру и ныне осталась такой же, как когда-то на фонограф – скованность, стеснительность или стремление приукрасить, приспособить свое творчество под имеющую в глазах деревенского жителя более высокий статус городскую культуру. Некоторые рассказчики и ныне наотрез отказываются исполнять при включенной технике. Особенно это касается старообрядческой среды, до настоящего времени хранящей немало текстов традиционной культуры.
В-третьих, запись отдельных фольклорных жанров, имеющих сакральный характер, требующих бережного отношения к тексту, не совмещается с применением технических средств, а порой и ручки или карандаша (скажем, некоторые заговоры, духовные стихи, особенно если они используются как обереги, заклинания).
В-четвертых, только при коллективной записи возможно в полном объеме зафиксировать фольклорный текст в широком его понимании (с репликами рассказчика и слушателей, с интонациями, жестами, мимикой исполнителя).
В-пятых, при записи текста в процессе исполнения между рассказчиками и слушателями возникает особая связь, когда один стремится передать, а другой понять и абсолютно точно отразить. При включенном магнитофоне собиратель невольно расслабляется, нередко превращаясь в пассивного слушателя и забывая по завершении исполнения уточнить фрагменты текста, которые остаются не совсем понятными. Ведь расшифровка магнитофонной записи производится по прошествии иногда значительного времени и в иных условиях. При непосредственной фиксации внимание полностью сосредоточено на исполнении, направлено на выявление темных мест, которые с неизбежностью возникают. Все уточнения, исправления вносятся здесь же, в присутствии сказителя или певца, таким образом, возрастает вероятность получить более точный текст и даже с возможными толкованиями исполнителя. Ведь не секрет – при расшифровке магнитофонной записи обязательно возникают вопросы, получить ответ на которые уже невозможно.
Примечания
[i] Лорд А. Сказитель. – М., 1994.
[ii] Гацак В.М. Экспериментальная текстология фольклора (на славянском и неславянском материале): Доклад для XII Международного съезда славистов в Кракове. – М., 1998. – С. 5.
[iii] Лорд А. Сказитель… – С. 145.
[iv] Там же. – С. 147.
[v] Соколовы Б.М. и Ю.М. Поэзия деревни. Руководство для собирания произведений устной словесности. – М., 1926. – С. 55.
[vi] РГАЛИ. – Ф. 483 – Оп. 1. – Ед.хр. 3112.
[vii] Соколов Б. Из краеведной работы за границей (тезисы). – РГАЛИ. – Ф. 483. – Оп. 1. – Ед.хр. 3112. – № 5.
[viii] Лорд А. Сказитель… – С. 144.
[ix] Там же.
[x] ГИМ. ОПИ. – Ф. 38. – Оп.1. – Ед.хр. 67. – № 282.
[xi] Там же. – Ед.хр. 73. – № 198.
[xii] Там же. – № 194.
[xiii] Соколовы Б.М. и Ю.М. Поэзия деревни… – С. 39–40.
[xiv] Там же. – С. 43.
[xv] РГАЛИ. – Ф. 483. – Оп.1. – Ед.хр. 21.
[xvi] Там же. – С. 121–122.
[xvii] Онежские былины / Подбор былин и научная редакция текстов акад. Ю.М.Соколова. Подгот. текстов к печати, примеч. и словарь В.И.Чичерова. – М., 1948. – С. 338.
[xviii] РГАЛИ. – Ф. 1456. – Оп. 1. – Ед.хр. 25. – С. 121–122.
1999-2006 © Лаборатория фольклора ПГУ
2006-2024 © Центр изучения традиционной культуры Европейского Севера
Копирование и использование материалов сайта без согласия правообладателя - нарушение закона об авторском праве!
© Дранникова Наталья Васильевна. Руководитель проекта
© Меньшиков Андрей Александрович. Разработка и поддержка сайта
© Меньшиков Сергей Александрович. Поддержка сайта
Контакты:
Россия, г. Архангельск,
ул. Смольный Буян, д. 7
(7-й учебный корпус САФУ),
аудит. 203
"Центр изучения традиционной культуры Европейского Севера"
(Лаборатория фольклора). folk@narfu.ru
E-mail:n.drannikova@narfu.ru
Сайт размещен в сети при поддержке Российского фонда фундаментальных исследований. Проекты № 99-07-90332 и № 01-07-90228
и Гранта Президента Российской Федерации для поддержки творческих проектов общенационального значения в области культуры и искусства.
Руководитель проектов
Н.В. Дранникова
