- О Центре
- Архив новостей
- Фотоальбом
- Photo collection
- Преподаватели в
магистратуре (фото) - Сотрудники
- Контакты
- Обратная связь
- Аудио
- Видео
2008-2011 (Русский Север) УЧЕБНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ Очное отделение
- Программа по курсу УНПТ
- Планы семинарских занятий
- Вопросы к экзамену
- Список текстов для чтения
- Фольклорная практика
Магистратура
- Русский фольклор
- Филологический анализ
текста - История фольклористики
- Проблемы былиноведения
- Фольклор и миф
- Социальная антропология
- Прагматика фольклора
- Мифы и религии
народов мира - Планы семинаров
- Экзамены. Зачеты
- Вопросы к государственному экзамену
Аспирантура
- Программа для аспирантов по специальности "Фольклористика"
- Вопросы вступительного экзамена в аспирантуру
- Вопросы кандидатского минимума
ПРОЕКТЫ
- Гранты
- Информационно-справочная система
- Этнограф Петр Ефименко
- Устная история
Архангельского
Севера в фольклоре - Пинежские свадебные
и игровые песни - Электронный атлас
"Традиционная культура
Пинежья"
- Мультимедийный каталог традиционной культуры Русского Поморья
ПУБЛИКАЦИИ / Народные культуры Европейского Севера. Республиканская научная конференция (Архангельск, 15?17 октября 2007 года) / Отв. ред. Н.В. Дранникова. Архангельск: Поморский университет, 2008.
Иванова Т.Г. Пинега: глубина исторической памяти в фольклорной традиции (по материалам песенного эпоса)
Два предварительных замечания. Первое. Историческая память пинежанами на протяжении XII - XX вв. сохранялась в двух формах: 1) в устной традиции (в разных жанрах русского фольклора), и 2) в письменных памятниках, образцы которых русские люди принесли из метрополий (летопись). Очевидно, что роль устных форм в сохранении исторической памяти пинежского населения вплоть до начала XX в. была много весомее, чем письменных. Второе. На Пинеге, как на окраинной земле, сосуществовали два разных типа механизмов формирования исторической памяти средствами устной традиции: 1)привнесение из метрополий разных жанров исторического характера, и 2)создание соответствующих произведений непосредственно в здешнем крае. Прозаические произведения исторического характера, бытовавшие на Пинеге, складывались, как правило, непосредственно на Пинеге и отражали исключительно местные события (предания о столкновениях с чудью, о Кевроле, о фаворите царевны Софьи Василии Голицыне и т.д.). Предметом нашего внимания являются пинежские песенно-эпические жанры, причем проблема, которую мы попытаемся осветить - это выполнение ими функции сохранения местным населением исторической памяти и русского национального самосознания.
Исторические данные свидетельствуют, что в колонизации Пинеги участвовали Новгородская феодальная республика и Ростово-Суздальское княжество («низовская колонизация»). Новгород Великий, по-видимому, несколько раньше, чем верхне-волжские княжества, проявил интерес к пинежским землям. Русские поселения на Пинеге впервые упомянуты в Уставной грамоте князя Святослава Ольговича, отца знаменитого князя Игоря, героя «Слова о полку Игореве». В 1136/1137 г. среди погостов, обязанных платить дань новгородскому владыке, Уставная грамота называет Вихтуй (современная д.Вихтово), Пинегу (Пинежский Волок, г.Пинега) и Кегролу (д.Кеврола) [1]. Чуть позднее Пинега становится предметом интересов ростовских князей. Ростовский колонизационный поток сказался в уже упомянутых Пинежском Волоке, Кегроле, а также в Чаколе и Суре [2]. Таким образом, если исходить из того, что в XII-XIII вв. и Новгород, и Ростов уже имели сложившуюся былинную традицию, мы вправе предположить, что песенный эпос на Пинегу был занесен из двух конкурировавших на Русском Севере метрополий - из Новгородского и Ростово-Суздальского княжеств. С падением княжеств Верхневолжья земли Европейского Севера, принадлежавшие ростовским князьям, по праву перешли крепнущей Москве. Теперь не Ростов и Новгород, а Новгород и Москва стали соперниками за севернорусские земли, в том числе и за Пинежье [3]. Если предположить, что Московия XIV-XVI вв. знала эпос, то логично считать, что определенные фрагменты московской былинной традиции отложились в Пинежских землях. «Старшие» же исторические песни, в Пинежье, совершенно определенно, проникли из Москвы.
Древнейшим русским культурным центром на Пинеге была Кеврола. Кеврола некогда, до возвышения в конце XVII в. Архангельска, была вторым, после Холмогор, по значимости городом в бассейне Северной Двины. В XVIII в. значение Кевролы падает, особенно после того, как река Пинега поменяла русло и отошла от города. В 1780 г. город был переименован в Кеврольско-Воскресенский погост, а центром уезда стал Пинежский Волок, получивший название г.Пинега [4]. Однако в исторической памяти самих кеврольчан Кеврола остается значимым культурно-духовным центром Пинеги. И.В.Карнаухова в 1927 г. записала рассказ, в котором звучит вера в возрождение былого статуса Кевролы как главного поселения на Пинеге [5]. Очевидно, что древняя Кегрола была одним из центров, откуда былинная традиция, занесенная на Пинегу из Руси - то ли из Новгородской феодальной республики, то ли из Ростово-Суздальского княжества, то ли из Московских земель, а, скорее всего, разновременно из всех названных регионов - постепенно, с образованием деревень, распространилась по реке.
А.Д.Григорьев в 1900 г. в самой Кевроле записал не слишком выразительное количество старин: 2 баллады, 2 духовных стиха, 1 историческую песню и 4 былины (2 варианта «Илья Муромец и разбойники» и 2 варианта «Козарин») [6]. Последующие экспедиции принципиально картину записей в Кевроле не изменили. Однако высокая концентрация эпической традиции в деревнях, тяготеющих к Кевроле, без сомнения, доказывает роль этого древнего населенного пункта в сложении местной былинной традиции.
Древнерусские документы позволяют проследить, как постепенно осваивались Русью пинежские земли. В XII в. в Уставе Святослава Ольговича упоминаются только Пинега (Пинежский Волок), Кегрола (Кеврола) и Вихтово (Вихтуй). В 1471 г. на Пинеге русские поселения были в Пинежском Волоке, Кевроле, Чаколе, Пермском погосте, Пильегорах, Немьюге, на Суре, Вые и Малой Пинежке. Духовнная грамота Ивана III в 1504 г. добавляет к этому списку Шатогорку (Шотогорку) и Лавелу [7]. В платежной книге 1560 г. находим названия Веркола и Марьина Гора [8]. Писцовые книги XVII в. регистрируют русские деревни практически во всех местностях, которые известны по материалам XIX в.: в Чаколе, на Плесе, на Высокой Горе, в Заозерье, на Матвере, на Вострой Горе, на Городке, на Залесье, на Шейме Горе, на Турье Горе, на Чеше Горе, на Вадове Горе, на Уксусове Горе, на Вей Горе, на Ступине Горе, на Кучской Горе, в Пиренеме, на Прилуке, на Шодорке, на Березнике, на Курге, на Марьиной Горе, на Шотогорах, на Карповой Горе, на Немнюге, на Ваймуше, на Айновой Горе, на Церковой Горе, на Чюхчинеме, в Лохте, в Кивлохте, на Шардонеме, на Еркине, в Верколе, на Суре, на Сульце, на Нюхче, в Кучкасе, на Вые, на Малой Пинежке [9].
Во всех названных точках располагалось по нескольку малодворных деревень (от одного до пяти дворов). Н.П.Воскобойникова, проанализировавшая документы XVI в. и пинежские писцовые и переписные книги 1623, 1646, 1647, 1678, 1686, 1710 и 1718 г., пришла к выводу, что в 1585/1586 гг. на Пинеге проживало 1692 владельцев дворов (с учетом общего коэффициента - 4000 человек). В 1623 г. - около 4400 человек. К середине XVII в. вследствие неурожайных лет население Пинеги резко сократилось: многие черносошенные крестьяне покинули свои дворы. Переписные книги свидетельствуют, что на 1646 г. 59% дворов стояли пустыми (для сравнения: в 1623 г. - только 0,5 % дворов). В 1649 г. в Верколе, например, при 76 дворах только 11 были жилыми. Соответственно, по подсчетам Н.П.Воскобойниковой, население Пинеги на 1646 г. составляло всего около 1900 человек. К 1710 г. оно постепенно выросло до 4500 человек [10].
Названные цифры, а особенно их регрессирующие колебания в неурожайные годы, заставляют особо остро ощутить, насколько вероятной была утрата пинежанами (и в целом, крестьянами Русского Севера), жившими в суровых природных условиях, песенно-эпического знания. Та былинная традиция, которую собиратели зафиксировали в XX в., в 1646 г. сохранялась популяцией всего в 1900 человек, причем очевидно, что отнюдь не все из них пели былины. Думается, что при самом лучшем раскладе, едва ли одна четверть крестьян в середине XVII в. знала старины. Сохранение былинной традиции в тяжелейшие «зеленые годы» (голодные годы) можно считать нравственным подвигом пинежского крестьянства. Естественно, встает вопрос, почему в условиях борьбы за физическое существование, сохранялось былинное знание. Ответ для нас понятен: для пинежан эпос являлся важнейшим фактором исторической памяти, связывавшим их с Москвой.
Уклад жизни на Пинежье на протяжении столетий был стабильным и неизменным. Из поколения в поколение люди жили на своих землях, сея рожь, разводя скот, занимаясь охотою и рыболовством на реках и озерах. Родословные корни некоторых былинщиков XX в. мы можем найти в писцовых книгах XVII столетия. Так, имя предка сказителей Дмитрия Вехорева, Александра Прохоровича Вехорева, Александры Никитишны Вехоревой (Шотова Гора), с которыми работали А.Д.Григорьев и А.М.Астахова [11], зафиксировано в писцовой книге 1623 г. [12] В Кушкопале писцовая книга 1678 г. регистрирует Ефимко да Пашку Григорьевых, детей Кокорина [13] – предка сказителей Василия Кокорина и Крестины Егоровны Кокориной. Таким образом, истоки семейных корней некоторых пинежских былинщиков документально засвидетельствованы, по крайней мере, вплоть до конца XVI в.
Следует отметить, что исключительное положение Пинеги на Русском Севере - именно здесь, в Кевроле, на протяжении XII-XVII вв. находились представители метрополии - способствовало тому, что песенно-эпическая традиция пинежан постоянно, через служилых людей (стрельцов), находившихся при воеводах, подпитывалась новыми произведениями, занесенными из Московии. В XVI в. сюда были привнесены исторические песни «Иван Грозный и его сын» и «Кострюк», а в XVII в. - «Сын Стеньки Разина в темнице и взятие Стенькой Астрахани» (песня, казалось бы, неактуальная для пинежского сознания) (см.: Гр., I, № 22 (58), 23 (59), 66 (102), 67 (103), 75 (115), 120 (156), Аст., II, № 209, 213, 217). Те же факторы, а также активная деятельность Петра I на Русском Севере, сделавшая весьма популярным образ этого царя в сознании местного населения, стали причиной распространения на Пинеге «петровских» песен («Петр I на молебне в Благовещенском соборе» - Гр., I, № 118 (154), 123 (159), 133 (169), 133а, Аст., II, № 214; «Жалоба солдат Петру I на князя Долгорукого» - Гр., I, № 156 (192), Аст., II, N 210; «Взятие Риги русским императором» - Гр., I, № 173 (209)). Все названные исторические песни, подчеркнем, были привнесены не-пинежанами в здешние края в обозримое время.
В XVIII-XIX вв. Кеврола, как мы указывали, потеряла свое административное значение, да и новая генерация московских служилых людей, оторвавшаяся от фольклорной традиции, уже не могла способствовать пополнению репертуара эпических песен на Пинеге. Однако появился новый механизм, связывавший фольклорную традицию Пинеги с российским центром. Институт рекрутства, существовавший в XVIII-XIX вв., способствовал тому, что какая-то часть пинежан оказывалась в армии, где знакомилась с «младшими» историческими песнями. По возвращении в родные деревни пинежане-солдаты приносили с собой еще один пласт песен, входивших в структуру исторической памяти местных жителей - песни «Платов-казак в гостях у француза», «Платов и Кутузов» (война 1812 г. - Гр., I, № 12 (48), 60 (96)) и «Брат спасает царя от смерти» (1825 г. - Гр., I, № 96 (132)). Таким образом, механизмы проникновения «младших» исторических песен отличаются от механизмов привнесения на Пинегу «старших» исторических песен.
На материале пинежской былинной традиции отчетливо проявляются некоторые процессы, определяющие общие закономерности развития русского эпоса. В частности, на примере былины «Илья Муромец и разбойники» видно, как на древнекиевский пласт эпической традиции накладываются черты Московской Руси. Большинство пинежских старин на названный сюжет вписывают повествуемые события в киевский мир: путь-дорога, на которой Илья Муромец встречает разбойников, пролегает от Мурома (Мурова, Мурона) и села Карачарова до Киева (или просто из Мурома или из Киева). Однако в ряде текстов дорога проходит «Середи <...> царства Московского, <...> середь восударства Росийского» (Гр., I, № 125(161) и даже «середи Москвы, в Кремле-городи» (Гр., I, № 105 (141)). Эта редакция начальных строк старины «Илья Муромец и разбойники» зарегистрирована А.Д.Григорьевым и А.М.Астаховой в среднем течении Пинеги (д.Шотова Гора, Немнюга) и на Покшеньге (д.Красное). Подобный зачин старины (с формулой «царство Московское»), без сомнения, сложился довольно поздно - в период Московской Руси. Очевидно также, что формула «государство Российское» не могла появиться ранее XVIII в., что с очевидностью свидетельствует о продуктивной динамичности пинежской эпической традиции на поздних этапах ее существования. Рождение данной формулы мы, естественно, рассматриваем не как пример «порчи» былин в устах крестьянства, а как образец проявления формульного сознания фольклорной традиции. Формула «царство Московское, государство Российское», скорее всего, былиной «Илья Муромец и разбойники» позаимствована из исторической песни «Петр I на молебне в Благовещенском соборе» (Гр. I, № 123 (159)).
В былине «Илья Муромец и Идолище» М.Д.Кривополеновой также прочитываются «московские» черты: согласно тексту, весть о «проклятом цюдишше», обнасильничавшем Царь-град, «перепархнула <...> за реку Москву» в Киев-град (Гр., I, № 76 (112)).
Попытка вписать былинный эпос в «московскую эпоху» сказывается и на былине «Козарин». В варианте Артемия Завернина (Гр., I, № 121 (157)), в отличие от других пинежских текстов, имеющих «древнекиевские» приметы (Чернигов, Галицин/Галич), татарская сила, поднявшаяся «на славную матку святую Русь», полоняет «каменну Москву». Соответственно спасенная полонянка говорит герою, что она родом «со святой Руси да из славной Москвы». В этом же варианте необычной для Русского Севера деталью является топоним Кубань-река, из-за которой приходит сила татарская. Вероятно, данный топоним был занесен на Пинегу в XIX в. кем-то из солдат, воевавших на Кавказе и вернувшихся затем на родину.
Пинежский «Козарин» может также рассматриваться как пример начала утраты былинной традиции функции исторической памяти. В некоторых вариантах как место действия появляются «Флоринский славный город» (Гр., I, № 20 (56)) и «земля Критская», откуда родом полонянка (Гр., I, № 169 (205)). Данные топонимы, позаимствованные из лубочной литературы, явно свидетельствуют о том, что в сознании носителей былинной традиции события «Козарина» перестают связываться с русской историей - с древним Киевом. Былина тем самым теряет функцию исторической памяти.
Песенный эпос на Пинеге был актуален до середины XX в. В новых социально-экономических условиях, с развитием обязательного образования, соотношение роли устных и письменных форм в формировании исторической памяти пинежан кардинально меняется. Теперь глубинные пласты исторической памяти, связывающие Пинегу со всей Россией, формируются не былинами и «старшими» историческими песнями, а книгой (школьным учебником, историческим романом и т.д.), позднее - радио, кино и телевидением. События же местной истории, как показывают современные полевые исследования, по-прежнему отражаются в прозаических формах. В различные периоды, в зависимости от конкретных идеологических условий, в прозаических жанрах актуализируются разные пласты местной истории. Так, например, в последние 10-15 лет, по наблюдениям Л.В.Фадеевой [14], в устных рассказах пинежан актуальной стала фигура Иоанна Кронштадтского.
Таким образом, как и в XII-XX вв., фольклорная культура продолжает оставаться пусть и не ведущим, но все-таки значимым фактором в сохранении исторического сознания пинежан.
Сноски
- См.: Древнерусские княжеские уставы XI-XV вв. / Изд. подготовил Я.Н.Щапов. М., 1976. С.148.
- Бернштам Т.А. Роль верхневолжской колонизации в освоении Русского Севера (IX - XV вв.) // Фольклор и этнография Русского Севера. Л., 1973. С.5-29. См. также карту, данную в монографии этой же исследовательницы «Поморы: Формирование группы и система хозяйства» (Л., 1978. С.28), где обозначены зоны ростовского влияния в древнем Заволочье.
- См. о новгородско-московских столкновениях на Русском Севере в кн.: Булатов В. Русский Север. Кн.1: Заволочье (IX – XVI вв.). Архангельск, 1997.
- Грамоты Великого Новгорода и Пскова / Подгот. к печати В.Г.Гейман, Н.А.Казакова, А.И.Копанев и др. М.; Л., 1949. С.142-143, грамота № 85; Грамоты Великого Новгорода и Пскова / Подгот. к печати В.Г.Гейман, Н.А.Казакова, А.И.Копанев и др. М.; Л., 1949. С.154, грамота № 98; Воскобойникова Н.П. Город Кеврола в XVI-XVII вв. // Европейский Север: История и современность. Тез. докл. Всерос. науч. конф. Петрозаводвск, 1990. С.13-14.
- Карнаухова И.В. Суеверия и бывальщина // Искусство Севера. Л., 1928. Вып.2. С.96 (Крестьянское искусство СССР: Сб. Секции крестьянского искусства Комитета социологического изучения искусств; Вып.2).
- Архангельские былины и исторические песни, собранные А.Д.Григорьевым в 1899-1901 гг. М., 1904. Т.1. - Далее в тексте: Гр.
- Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV-XVI вв. М.; Л., 1950. C.356; ср. с духовной грамотой Ивана Грозного 1572 г.: Там же. С.437.
- Копанев А.И. Платежная книга Двинского уезда 1560 г. // Аграрная история Европейского Севера СССР. Вологда, 1970. Вып.3. С.514-536.
- Писцовая, книга Кеврольского уезда 1623 г. / Подготовила Н.В.Воскобойникова // Материалы по истории крестьянского хозяйства и повинностей XVI-XVII вв. / Сост. Н.П.Воскобойникова, А.И.Копанев, Г.А.Победимова. М.; Л., 1977. Вып.2. С.89-201; Вып.3. С.209-211.
- Воскобойникова Н.П. К истории заселения Кеврольского уезда в XVII - начале XVIII в. // Социально-экономические отношения и классовая борьба в дореволюционной деревне: Межвуз. темат. сб. Калинин, 1979. С.24-40.
- Былины Севера / Подгот. текста и коммент. А.М.Астаховой. М.; Л., 1951. Т.2. № 213, 214. - Далее в тексте: Аст.
- Писцовая книга Кеврольского уезда 1623 г. / Подготовила Н.В.Воскобойникова // Материалы по истории крестьянского хозяйства и повинностей XVI - XVII вв. / Сост. Н.П.Воскобойникова, А.И.Копанев, Г.А.Победимова. М.; Л., 1977. Вып.2. С.104.
- Симина Г.Я. Из истории русских фамилий: пинежские фамилии // Этнография имен. М., 1971. С.12.
- Фадеева Л.В. Устные рассказы о святом праведном Иоанне Кронштадтском: к проблеме источника // Комплексное собирание, систематика, экспериментальная текстология. Материалы V Международной школы молодого фольклориста (6-8 июня 2001 года). Архангельск, 2002. С.115-125; Фадеева Л.В. Книга как источник народного Жития святого праведного Иоанна Кронштадтского // Актуальные проблемы полевой фольклористики. М., 2002. [Вып.1]. С.43-53.
1999-2006 © Лаборатория фольклора ПГУ
2006-2024 © Центр изучения традиционной культуры Европейского Севера
Копирование и использование материалов сайта без согласия правообладателя - нарушение закона об авторском праве!
© Дранникова Наталья Васильевна. Руководитель проекта
© Меньшиков Андрей Александрович. Разработка и поддержка сайта
© Меньшиков Сергей Александрович. Поддержка сайта
Контакты:
Россия, г. Архангельск,
ул. Смольный Буян, д. 7
(7-й учебный корпус САФУ),
аудит. 203
"Центр изучения традиционной культуры Европейского Севера"
(Лаборатория фольклора). folk@narfu.ru
E-mail:n.drannikova@narfu.ru
Сайт размещен в сети при поддержке Российского фонда фундаментальных исследований. Проекты № 99-07-90332 и № 01-07-90228
и Гранта Президента Российской Федерации для поддержки творческих проектов общенационального значения в области культуры и искусства.
Руководитель проектов
Н.В. Дранникова
