- О Центре
- Архив новостей
- Фотоальбом
- Photo collection
- Преподаватели в
магистратуре (фото) - Сотрудники
- Контакты
- Обратная связь
- Аудио
- Видео
2008-2011 (Русский Север) УЧЕБНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ Очное отделение
- Программа по курсу УНПТ
- Планы семинарских занятий
- Вопросы к экзамену
- Список текстов для чтения
- Фольклорная практика
Магистратура
- Русский фольклор
- Филологический анализ
текста - История фольклористики
- Проблемы былиноведения
- Фольклор и миф
- Социальная антропология
- Прагматика фольклора
- Мифы и религии
народов мира - Планы семинаров
- Экзамены. Зачеты
- Вопросы к государственному экзамену
Аспирантура
- Программа для аспирантов по специальности "Фольклористика"
- Вопросы вступительного экзамена в аспирантуру
- Вопросы кандидатского минимума
ПРОЕКТЫ
- Гранты
- Информационно-справочная система
- Этнограф Петр Ефименко
- Устная история
Архангельского
Севера в фольклоре - Пинежские свадебные
и игровые песни - Электронный атлас
"Традиционная культура
Пинежья"
- Мультимедийный каталог традиционной культуры Русского Поморья
ПУБЛИКАЦИИ / Народные культуры Европейского Севера. Республиканская научная конференция (Архангельск, 15?17 октября 2007 года) / Отв. ред. Н.В. Дранникова. Архангельск: Поморский университет, 2008.
Новиков Ю.А. "Эпический герой и социум" (к проблеме "я и другой")
Для каждого народа эпические герои являются предметом национальной гордости, эталоном физического и нравственного совершенства. Вот что писал об этом Ж. Дюмезиль, блестящий знаток сказаний о богатырях-«нартах», популярных у многих народов Северного Кавказа и Закавказья: «И христиане, и мусульмане, и язычники находили в них воплощение свойств характера, которые нужны были в этих горах: мужества, хитрости, презрительного отношения к лишениям (как и к излишествам), безудержной гневливости, мстительности и в редчайших случаях – милосердия. Повсюду наивысшей похвалой человеку было сравнение его с Нартом» . Суждения французского ученого вполне приложимы и к русским богатырям. В былинах степень их идеализации тоже чрезвычайно высока, хотя сам набор идеальных качеств отличается от тех, которые доминируют в нартском эпосе.
Выделение героя начинается с первых дней его жизни. Архаичные мотивы чудесного рождения или чудесного обретения силы в русских былинах почти полностью выветрились, сохранившись в отдельных вариантах эпических песен о Волхе Всеславьевиче, Вольге, в сюжетах «Исцеление Ильи Муромца» и «Святогор и Илья Муромец». Гораздо чаще богатырь рождается необыкновенным силачом, с детских лет отличается от сверстников. Чтобы подчеркнуть исключительность своих героев, сказители используют редкие, порой уникальные мотивы:
|
А и будет Вольх в полтора часа, Вольх говорит, как гром гремит: "А и гой еси, сударыня матушка, Молода Марфа Всеславьевна! А не пеленай во пелену чер(в)чатую, |
А не пояс[ай] в поесья шелковыя, - Пеленай меня, матушка, В крепки латы булатныя, А на буйну голову клади злат шелом. По праву руку - палицу…" и т.д. . |
Есть в былинах и типовые формулы «богатырских забав» юного героя, известные эпосам разных народов мира: Молодый Василий сын Буславьевич
|
Молодый Василий сын Буславьевич Стал по улицкам похаживать С робятами шуточки пошучивать: |
Кого за руку дернет - рука с плеча, Кого за ногу дернет - нога с колен, Кого за голову дернет - голова с плечи вон |
Нередко повествование о детстве героя дополняется рассказом о его обучении – богатырь-малолетка в немыслимо короткий срок овладевает грамотой, церковным пением, секретами воинского искусства, а иногда и магическими способностями. Василий Буслаев лет пяти-шести научился
|
По поднебесью летать да ясным соколом, По чисту полю рыскать да нонь серым волком, Да в землю уходить горносталюшком, Да в воду ходить да ноньце рыбою, |
По воды-то плавать ярым гоголем… <…> Подхватывать пулецки свинцовыя, Уговаривать [заговаривать] да свой червленой вяз . |
Однако в целом мифологические мотивы играют в русских былинах довольно скромную роль и реализуются в основном в образах эпических противников (великаны, змеи, Соловей-разбойник, Кощей Трипетович, колдунья Маринка и т.п.). Иногда сверхъестественными способностями наделяются родственники богатырей (тетка или сестра Добрыни, возвращающая ему человеческий облик), христианские паломники – калики перехожие, ангелы и святые («Добрыня и Маринка», «Исцеление Ильи Муромца», «Михайло Потык», «Садко в подводном царстве»).
Исключительность, избранность эпических героев, своеобразие их общественного статуса нагляднее всего видны при сопоставлении былин и волшебных сказок. Е.М. Мелетинский справедливо отмечал, что в архаичной сказке практически отсутствует личностное начало, ее центральный персонаж – «некий безличный “один человек”», воплощающий «каждого, любого человека родо-племенного коллектива» . Все, чего он добивается, в принципе доступно любому его соплеменнику при условии правильного поведения в конкретных ситуациях. Исключение составляют немногочисленные сказки о силачах, от природы наделенных невероятной физической силой.
Сказочные герои решают свои личные или семейно-родовые проблемы и лишь попутно могут оказаться «всеобщими благодетелями» (уничтожить многоглавого змея, Кощея Бессмертного, освободить от злых чар заколдованное царство и т.п.). Былинные богатыри служат народу и в случае «конфликта интересов» ради общего блага готовы поступиться своими индивидуальными «правами человека», причем делают это абсолютно бескорыстно. Герои воинских сюжетов показаны вне семьи, вне повседневного домашнего быта. Мы не знаем, где и как живут Илья Муромец и Алеша Попович, Дунай Иванович и Михайло Потык, Сухман и Суровец-Суздалец; что они носят, едят и пьют. Их родители если и упоминаются, то, как правило, остаются «за кадром», не включены в изображаемые события. Примечательно, что отцы практически не принимают участия в воспитании сыновей, даже воинскому искусству их отдают учиться матери (косвенный признак матрилокальных браков).
В волшебных сказках перед слушателями и читателями предстает условный, предельно унифицированный сказочный мир. Действие происходит в некотором царстве, в некотором государстве; в некоторой деревне; на водах, на землях на русских городах, за тридевять земель; в земле незнаемой, в лучшем случае – в вымышленном Подсолнечном царстве. Такая же неопределенность характерна и для обозначения времени событий – в стародавние времена, в старые годы или во времена вымышленного царя Гороха. Персонажи, как правило, безымянны, географические названия либо отсутствуют, либо носят условно-сказочный характер. В эпических песнях, сформировавшихся в более позднюю эпоху и претендующих на роль «устной истории» народа, картина принципиально иная. В большинстве былин прослеживается тенденция обязательно номинировать (называть по именам) главных героев, их противников, а нередко и второстепенных персонажей; названия даются государствам, городам, морям, рекам и даже отдельным горам, улицам, мостам. Значительная часть имен собственных отражает реальную историю и географию: королевство Ляховинскское (Польское), Золотая Орда, города Киев, Суздаль, Галич, Кряков (Краков – древняя столица Польши), Корсунь, греческий царь Константин (император Византии); море Виряйское (Варяжское, то есть Балтийское); реки Волга, Волхов; библейская Фавор-гора, Волхов мост и т.д. Другие имена и названия напрямую не связаны с реальными, но навеяны ими: князья Владимир стольнокиевский, Глеб Володьевич; богатырь Добрыня Никитич, племянница князя Владимира Забава Путятична; татарские цари Батыга Батыгович / Батуй / Батей (от реального хана Батыя), Азвяк Таврулович (от имени хана Узбека); царь Саул Леванидович; Индея Богатая, Большая Орда; Куликово поле и т.д. Немало в русском эпосе и явно вымышленных, условных имен собственных: богатыри Микула Селянинович, Козарин, Суровец-Суздалец, Чурила Пленкович, Хотен Блудович; татарские цари Калин, Кудриянище, гора Сорочинская, Израй-река и др. Некоторые из них, видимо, позаимствованы из сказок: Авдотья Лебедь Белая, Марья Дивовна, царище Кощавище / Кощей Трипетович (от Кощея Бессмертного), царь Салтан, остров Буян.
Сообщество богатырей изображается как особая, закрытая для остальных ячейка эпического социума. Былины – единственный жанр русского фольклора, в котором внутреннее родство героев подчеркивается с помощью специального термина – богатыри (ср. с юнаками южных славян, нартами). Само слово богатырь тюркского происхождения ; видимо, оно заменило более древний славянский термин храбр / хоробр, известный по русским летописям и воинским повестям XI-XIV вв. и сохранившийся в одной из кенозерских эпических песен: Тому хоробру и славу поют .
Частный, семейный быт в былинах почти полностью вытеснен бытом общественным, княжеско-дружинным. Герои русского эпоса либо стоят на пограничной заставе, охраняя рубежи Русской земли, либо совершают дальние поездки, выполняя различные поручения князя Владимира, либо пируют у него в хоромах. Сами пиры продолжаются чуть ли не перманентно и, конечно же, предназначаются не только для приятного времяпровождения. Здесь решаются важные государственные дела, здесь принимают иностранных послов, сюда в кризисные моменты верховный правитель былинной Руси созывает богатырей на тую на думу на великую . Былинные пиры князя Владимира по своей основной функции близки к хасе нартов или знаменитому Круглому столу, вокруг которого восседают и пируют лучшие рыцари короля Артура .
В эпическом мире родословная героя не является определяющим фактором; превыше всего ценятся физическая сила и воинские заслуги. «Не по чину место, не по силе честь», – с достоинством заявляет Илья Муромец, когда на пиру его посадили на малопочетный нижний конец стола . Этот богатырь, крестьянский сын, оказывается сильнее галицкого боярина (кенозерская редакция былины о Дюке Степановиче), прославленных киевских витязей и сразу занимает место по правую руку от князя Владимира («Дюк», «Илья Муромец и Соловей-разбойник»). Пахарь Микула Селянинович демонстрирует свое превосходство над отборной дружиной Вольги и самим князем («Вольга и Микула»), жена Ставра и Иван гостиный (купеческий) сын выигрывают состязания у киевского князя Владимира и т.п. В былинах, повествующих о первых поездках Ильи Муромца и Дюка Степановича, о подвигах богатырей-малолеток («Михайло Данилович», «Илья, Ермак и Калин») важную роль играют предварительные испытания. Прежде чем совершить главный подвиг, эпический герой должен доказать правомерность своих притязаний, продемонстрировать истинно богатырские качества. До поединка с Соловьем-разбойником Илья Муромец освобождает осажденный врагами русский город, перепрыгивает на коне через зловещую черную речку Смородинку; Дюк на пути в Киев преодолевает три заставы; в большинстве вариантов былины о Михайле Даниловиче устойчиво повторяется указание на то, что отцовские латы оказываются для него слишком узкими, а палица – слишком легкой.
Герои русского эпоса соблюдают основные требования бытового и феодального этикета. Отправляясь в опасную поездку, они просят благословения у родителей («Илья Муромец и Соловей-разбойник», «Добрыня и змей», «Дюк Степанович», «Михайло Данилович» и др.); заходя в княжеские палаты, богатырь Крест кладёт по-писаному, // Поклоны ведёт по-учёному…; герой соглашается выполнить поручение киевского князя, даже если оно идет вразрез с его собственными интересами («Данила Ловчанин», вторая часть «Добрыни и змея», большинство версий сюжета «Илья Муромец и Калин-царь» и др.). Вместе с тем многие поступки эпических героев продиктованы пониманием ими своей особой роли в социуме, правилами богатырского кодекса чести. Когда мать не дает богатырю благословения поехать в опасное место, он обычно отвечает: «Дашь [благословение] – поеду, и не дашь – поеду».
Строго регламентировано поведение богатырей во время боя и эпических состязаний, при встрече с неизвестным в чистом поле (то есть на опасной территории). Дюк отказывается первым скакать на коне через реку, заявляя своему сопернику: «Твоя похвальба сегодня наперёд зашла» или «Твой задор зашел наперед» . Данила Ловчанин не дает коварному Визе Лазурьевичу свою саблю или сбрую богатырскую, ссылаясь на неписаное правило поведения в подобных ситуациях: «Во цистом поле сбруюшка-ли – да не ссудушка» . У богатырей принято при встрече со «своими» подавать копье тупым концом, а недругу – вострым концом. Позорно нападать на спящего (Сонного убить, будто мёртвого), на раздетого (Над нагим ругацьсе – да що над мертвым же ). Богатырская этика не позволяет вдвоем-втроем нападать на вражеского нахвальщика (Всем вам вдруг [то есть вместе, сообща] биться нечестно! ). Еще одно неписаное правило – не убивать поверженного противника, не творить любовь сердечную с освобожденной полонянкой, не узнав их дедины и отчины. В одном из мезенских вариантов необычность, исключительность эпических героев настолько утрирована, что им приписывается даже особый, «богатырский» язык:
…Как по-нашому, по руському, ровно за семь вёрст,
А по-ихнему, богатырьскому, за семь попрыщов .
Для героев русских былин не характерны «безудержная гневливость и мстительность», подмеченные Ж..Дюмезилем у нартов. Но им свойственны моральная чуткость, развитое чувство собственного достоинства. Богатыри болезненно реагируют на козни лукавых бояр толстобрюхиих и стольнокиевского князя, который далеко не всегда оправдывает прикрепившиеся к его имени эпитеты ласковый, солнышко Владимир-князь. Однако открытый бунт против феодального владыки изображается лишь в былине о ссоре Ильи Муромца с Владимиром, да и в ней все завершается компромиссом. Во всех остальных сюжетах Илья и его соратники, в полном соответствии с нормами средневекового этикета, повинуются даже явно несправедливым решениям князя, ограничиваясь словесной отповедью (сводничек, свинья бесшорстная и т.п.), а иногда утверждают свою моральную правоту с помощью крайнего средства – самоубийства («Сухман», «Данила Ловчанин»). В одном из печорских вариантов сюжета «Илья Муромец и Калин-царь» богатырь сдерживает свои эмоции и не пытается воспротивиться приказу князя Владимира посадить его в темницу, хотя ему это по силам:
«Уж я мог бы-де не сесь ныньце в глубок погреб,
Уж я мог бы победить да ныньце весь город –
Повинуюся закону да государеву» .
В волшебных сказках и мифологических сказаниях, в исторических песнях и древнейших балладах нарушение запретов неизменно влечет за собой суровое наказание – вплоть до временной смерти героя или потери им человеческого облика. Иная картина в былинах. Богатырь – не «такой, как все», и отступления от общепринятых норм поведения лишь способствуют утверждению его исключительности. Следует оговориться, что это правило «не работает» в отношении богатырских жен – нарушение их запретов, игнорирование их советов обычно приводит к осложнению ситуации и даже гибели героя («Данила Ловчанин», вторая часть «Дуная», «Ставр Годинович», «Соломан и Василий Окулович»). Если же в роли советчиков выступают другие близкие героя, даже старшие по возрасту, его соратники или анонимные доброжелатели, оставившие предупреждающую надпись на придорожном камне, то рискованный выбор богатыря лишь помогает ему продемонстрировать свою доблесть. Вопреки запрету матери Добрыня едет во владения змея или в пользующуюся дурной славой Маринкину улицу; на распутье Илья Муромец выбирает ту дорогу, где убиту быть; юный Михайло Данилович не слушается советов отца и врубается в толщу-матицу (то есть в самую середину) вражеского войска и т.п. Для каждого из этих героев нарушение запрета служит средством подтверждения своего богатырского статуса.
Мы уже писали о ряде других правил богатырского этикета. Былинные герои привязывают коней к золотому, серебряному или медному кольцу, в зависимости от своего социального статуса. Их положением в обществе определяется и место за княжеским столом, где есть верхний и нижний конец, скамья богатырская, скамья окольная и т.д. Впервые появившись в Киеве, Илья Муромец силой добивается самого почетного места – возле князя Владимира:
Пожал он всех князей и боярей
И сильных могучих богатырей:
Учутилса он супроти князя Владимира .
В некоторых олонецких текстах Алеша Попович, Добрыня Никитич и Илья Муромец ставят рядом с шатрами деревца двадцати, тридцати, сорока сажен, вешают на них соответственно одну, две или три кисточки золоченые. В тех случаях, когда изображается битва нескольких богатырей с вражеским войском, в центре сражается самый сильный из них:
Поехали богатыри по крайчикам
А Илья поехал по середочке .
В чистом поле, где нет деревьев и кустов, эпические герои втыкают в землю копье долгомерное и к нему привязывают своих коней . Вполне возможно, что многие из указанных правил этикета отражают реальный княжеско-дружинный быт эпохи раннего средневековья.
Богатырь является в мир не для того, чтобы стать царем, обладателем волшебных предметов или неисчислимых сокровищ, а для того, чтобы упорядочить, улучшить его, сделать родную землю безопаснее для соотечественников. Герой волшебной сказки, как правило, женится на девушке, освобожденной им от змея или другого мифического существа. А вот Добрыня-змееборец вызволяет из плена не только племянницу князя Владимира, но и многочисленные полоны русские, не требуя за это никакой награды. Даже если Забава Путятична сама предлагает ему обвенчаться, он отказывается от этого . Есть основания полагать, что в ряде былин сохранились отголоски образов так называемых культурных героев – то есть мифических первопредков, демиургов, которые своей деятельностью укрощают первобытный хаос, расширяют границы культурного ландшафта. Сходные функции выполняют Илья Муромец, побеждающий великана, очищающий на Руси дорожки прямоезжие («Илья Муромец и Идолище Поганое», «Илья Муромец и Соловей-разбойник», «Три поездки Ильи Муромца»), его крестовый брат Добрыня, избавляющий киевлян от летающего огнедышащего змея и злой колдуньи, еретницы-безбожницы Маринки.
Следует подчеркнуть, что в образах эпических героев общее, типовое доминирует над частным, индивидуальным. В различных сюжетах набор богатырских качеств персонажей остается практически неизменным – все они умелые воины, меткие стрелки, преданные своему воинскому долгу люди. Углубленная индивидуализация образов не свойственна народной эпической поэзии; в былинах она проявляется только в том, что герой в каком-то отношении превосходит своих соратников. На гуслях искусно играют и Добрыня, и Соловей Будимирович, и Ставр Годинович, но нет в этом деле равных новгородцу Садко.
Для русского эпоса в его классических формах характерна замкнутость структуры каждой эпической песни. Поэтому попытки некоторых исследователей и популяризаторов фольклора расставить богатырей по ступенькам «иерархической лестницы», выяснить, кто из них сильнее и авторитетнее других, не могут привести к позитивным результатам. В сознании сказителя каждый сюжет автономен, живет как самостоятельное, независимое от других произведение, и свою задачу народный певец видит в том, чтобы прославить героя именно этой конкретной старины. Добрыня не может от земли отодрать огромную дубину, которой Сухман перебил татарское войско; ни Добрыня, ни Алеша Попович не смеют вступить в бой с Сокольником – одолеть его под силу только Илье Муромцу; калики перехожие подвергают унизительному наказанию Алешу Поповича; в боевых состязаниях с Дюком или женой Ставра Василисой Микуличной не могут устоять лучшие киевские богатыри и т.д. Подобные мотивы вводятся в былины не для того, чтобы бросить тень на потерпевших неудачу богатырей, а для того, чтобы еще больше оттенить значимость подвигов Сухмана и Ильи Муромца, подчеркнуть богатырские качества паломников. В других сюжетах, где «ситуативные неудачники» выдвигаются на первый план, картина может быть прямо противоположной. Юный Добрыня одолевает Илью в борцовском поединке; Алеша побеждает Тугарина Змеевича.
Многочисленные схождения и близкие параллели с эпическими песнями других народов не исключают национального своеобразия былин, в художественной форме отразивших исторические судьбы русского народа эпохи раннего средневековья, особенности его менталитета. Исследователи давно обратили внимание на почти полное отсутствие в русском эпосе захватнических идей – словно и не было в реальной истории многочисленных походов «вещего Олега», Святослава, Владимира Святославича и других киевских князей. В «Волхе Всеславьевиче» описан поход русской дружины в Индею богатую, но он осмысляется как превентивный удар, который должен сорвать запланированное иноземным царем нашествие на Русь. Поход князя Глеба Володьевича в Крым и осада города Корсуни мотивируются необходимостью защитить интересы русских купцов, которых притесняет царица Маринка Кайдаловна . Все другие «воинские» сюжеты посвящены защите Киева или изгнанию вторгшейся вражеской силы-армии. Этот факт косвенно свидетельствует о том, что основная масса героических эпических песен окончательно оформилась в XII-XIV веках, когда «русичам» было не до походов на Царьград или Дунай, не до завоевания Тмутаракани или Сибири. На повестке дня стоял вопрос о выживании этноса, и нужны были такие песни, которые объединили бы восточных славян в борьбе за свободу и независимость. Именно поэтому вопреки реальным историческим фактам былинные герои всегда побеждают татар, вселяя в слушателей уверенность: коль скоро одолели неверных вчера, одолеем их и сегодня.
Важнейшие доминанты русского эпоса – благородство, бескорыстие эпических героев, идея воинского братства. Наиболее популярные богатыри связаны между собой узами побратимства, а крестовый брат паче родного. Ни в одном сюжете они не совершают вероломных поступков, предательства, не поднимают руку на представителей «своего» социума. В русском эпосе нет трагических сцен, подобных сожжению Ньяля и его сыновей; предательскому убийству Греттира в исландских родовых сагах, гибели Сигурда / Зигфрида от руки его соратника в «Старшей Эдде» и «Песни о Нибелунгах»; коварным проискам нарта Сырдона, погубившего великого героя Сослана / Сосруко.
ного веков назад летописец вложил в уста киевского князя Владимира Святославича знаменитую фразу: «На Руси есть веселие пити, не можем без того быти». Этот афоризм подтверждают и русские эпические песни. Пиры былинного князя Владимира невозможно себе представить без зелена вина и без богатырской чары в полтора ведра. И все же сцены безудержного бражничества, пьяного разгула, характерные для исландских и норвежских саг, в русском эпосе скорее исключение, нежели правило. Способность выпить много и не опьянеть является одним из признаков истинно богатырской натуры. Первую чару эпические герои пьют для здоровьица, вторую – для весельица и лишь третью – для безумьица. Василий Буслаев отбирает в свою дружину только тех молодцев, которые способны выпить чару зелена вина в полтора ведра и снести / истерпеть удар червленым вязом.
С помощью эпической чары князь Владимир испытывает незнакомого ему Михайла Казаренина:
Проведовает могучева богатыря,
Чтобы выпил чару зелена вина
И турей рог меду сладкова в полтора ведра .
У многих народов мира герои эпических песен и сказаний наделяются артистическими способностями, но реализуется эта художественная задача тоже по-разному. Исландские викинги в самые ответственные моменты своей жизни (даже во время смертельно опасного поединка) сочиняют «висы» – хвалебные или язвительные стихотворения весьма изощренной формы. Ирландские витязи слагают песни, которые искусно вплетаются в художественную ткань прозаических по форме сказаний. Русские богатыри играют на гуслях, иногда рассказывая при этом о своих похождениях. Молодые нарты босиком танцуют на пиршественных столах, буквально порхая по краям хрупких чаш; а одним из обязательных условий допуска на хасу нартов является умение во время танца стереть в порошок три воза колючек.
Многие из отмеченных выше качеств русских богатырей исследователи связывают с влиянием средневековых рыцарских романов. В этом сближении есть доля истины. Однако полностью возводить былинный этикет к рыцарскому кодексу чести вряд ли правомерно. Некоторые «правила поведения» эпических героев уходят своими корнями в глубокую древность, другие навеяны особенностями средневекового быта восточных славян. Согласно языческим представлениям, спящего человека нельзя убить «по-настоящему», так как на время сна его душа покидает тело. Обычай расспрашивать побежденного противника о его роде-племени, видимо, связан с матрилокальными браками, когда дети воспитывались родственниками матери и часто не знали своих отцов. В рассказах об обучении юных богатырей, об охоте Данилы Ловчанина на дикого зверя епрёныша (вепря, дикого кабана), в правилах феодального этикета отразились конкретные реалии эпохи «военной демократии» («младшие» и «старшие» дружины в крупных городах, княжеско-боярские «ловы» с гончими собаками и др.).
Сопоставление былин с волшебными сказками, с эпическими песнями некоторых других народов дает богатый материал для суждений о специфике разных жанров русского фольклора, о некоторых особенностях национального характера и этнической идентичности; а монументальные образы богатырей позволяют представить, какими были (или, по крайней мере, какими хотели быть) древние русичи – создатели героических сказаний об Илье Муромце, Добрыне Никитиче, Алеше Поповиче, Дунае Ивановиче и их соратниках.
Сноски
- Дюмезиль Ж. Осетинский эпос и мифология. Москва, 1976. С. 19.
- Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым / Подготовили А.П. Евгеньева и Б.Н. Путилов. Москва, 1977. № 6. (Далее - КД.)
- Былины Севера / Записи, вступ. ст. и коммент. А.М. Астаховой. Т. 1. М.; Л., 1938; Т. 2. 1951. (Далее - БС.)
- Мелетинский Е.М. Происхождение героического эпоса : Ранние формы и архаические памятники. М., 1963. С. 425.
- Фасмер Макс. Этимологический словарь русского языка. Том I. Москва, 1964. С. 183.
- Песни, собранные П.Н. Рыбниковым. Москва, 1909-1910. Т. 1-3. № 187. (Далее - Рыбников.)
- Там же, № 120.
- Мифы народов мира: Энциклопедия. Москва, 1987. Т. 1. С. 109.
- Песни, собранные П.В. Киреевским. (Далее - Киреевский.) Вып. 4. М., 1862. С. 46.
- Гильфердинг, № 152; Рыбников, № 131.
- Архангельские былины и исторические песни, собранные А.Д. Григорьевым в 1899?1901 гг. СПб., 2002-2003. В 3 т. Т. 3. (Далее - Григорьев.) № 292.
- Там же, № 408 и др.
- Киреевский, вып. 1, С. 58
- Григорьев, № 395.
- БП, № 100.
- Киреевский, вып. 1, с. 34.
- Рыбников, № 120.
- Подробнее см.: Новиков Ю.А. Сказитель и былинная традиция. СПб., 2000. С. 25-30.
- Гильфердинг, № 5.
- Беломорские старины и духовные стихи : Собрание А.В. Маркова. / Изд. подгот. С.Н. Азбелев и Ю.И. Марченко. СПб., 2002. № 89; БС, № 15.
- Там же, № 22.
1999-2006 © Лаборатория фольклора ПГУ
2006-2024 © Центр изучения традиционной культуры Европейского Севера
Копирование и использование материалов сайта без согласия правообладателя - нарушение закона об авторском праве!
© Дранникова Наталья Васильевна. Руководитель проекта
© Меньшиков Андрей Александрович. Разработка и поддержка сайта
© Меньшиков Сергей Александрович. Поддержка сайта
Контакты:
Россия, г. Архангельск,
ул. Смольный Буян, д. 7
(7-й учебный корпус САФУ),
аудит. 203
"Центр изучения традиционной культуры Европейского Севера"
(Лаборатория фольклора). folk@narfu.ru
E-mail:n.drannikova@narfu.ru
Сайт размещен в сети при поддержке Российского фонда фундаментальных исследований. Проекты № 99-07-90332 и № 01-07-90228
и Гранта Президента Российской Федерации для поддержки творческих проектов общенационального значения в области культуры и искусства.
Руководитель проектов
Н.В. Дранникова
