- О Центре
- Архив новостей
- Фотоальбом
- Photo collection
- Преподаватели в
магистратуре (фото) - Сотрудники
- Контакты
- Обратная связь
- Аудио
- Видео
2008-2011 (Русский Север) УЧЕБНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ Очное отделение
- Программа по курсу УНПТ
- Планы семинарских занятий
- Вопросы к экзамену
- Список текстов для чтения
- Фольклорная практика
Магистратура
- Русский фольклор
- Филологический анализ
текста - История фольклористики
- Проблемы былиноведения
- Фольклор и миф
- Социальная антропология
- Прагматика фольклора
- Мифы и религии
народов мира - Планы семинаров
- Экзамены. Зачеты
- Вопросы к государственному экзамену
Аспирантура
- Программа для аспирантов по специальности "Фольклористика"
- Вопросы вступительного экзамена в аспирантуру
- Вопросы кандидатского минимума
ПРОЕКТЫ
- Гранты
- Информационно-справочная система
- Этнограф Петр Ефименко
- Устная история
Архангельского
Севера в фольклоре - Пинежские свадебные
и игровые песни - Электронный атлас
"Традиционная культура
Пинежья"
- Мультимедийный каталог традиционной культуры Русского Поморья
ПУБЛИКАЦИИ / Народные культуры Европейского Севера. Республиканская научная конференция (Архангельск, 15?17 октября 2007 года) / Отв. ред. Н.В. Дранникова. Архангельск: Поморский университет, 2008.
Смирнов Ю.И. Былина на Курострове
В 1979 году жительница Петрозаводска А.Г. Нифакина подарила рукописный сборник Карельскому государственному краеведческому музею, где он и хранится по сей день (шифр: КГМ — 15544). В сборник под переплётом из досок, обтянутых кожей, помещены списки произведений разного времени. Судя по бумаге, списки приготавливались в конце XVII–первой половине XVIII вв., по преимуществу всё же в петровскую эпоху. Две трети сборника занимают жития Василия Нового, великомученицы Варвары и Трифона Печенгского, к которым затем добавлены различные душеспасительные поучения. До последнего времени сборник лежал под спудом. Лишь ныне, в связи с подготовкой Каталога рукописных книг Карелии, сборник был замечен и описан по правилам, принятым специалистами, изучающими старинные рукописи. Ведущий работу по составлению каталога А.В. Пигин в своём описании сборника не преминул привести приписки владельцев и читателей сборника, сделанные на полях или на обороте листов рукописей. Несколько приписок датированы и содержат сведения о месте жительства авторов приписок. Самая ранняя из таких приписок датирована 1 октября 1720 года, она написана жителем Куростровской волости (низовье Северной Двины). Следующая по времени приписка датирована 15 июля 1810 г. и принадлежит читателю Тетринской слободы (Терский берег Белого моря). Третья приписка датирована 5 января 1886 года, её сделал житель Чёрной Речки (Карельский берег Белого моря, ныне Лоухский район Карелии), постаравшийся при этом написать, что им «сия книга» «купълена в Пяличи около 1860 года, дано 2 ру[бля]» (л. 233). Благодаря припискам прослеживается движение сборника от низовья Северной Двины на Терский берег Белого моря (Пялица, Тетрино) и затем на Карельский берег (Чёрная Речка), откуда книга наконец попала в Петрозаводск. Так открылась редкая возможность узнать, что связи между поморами на протяжении по меньшей мере XVIII—XIX вв. отнюдь не исчерпывались сугубо хозяйственными интересами и занятиями. Они включали и такую потребность, как чтение рукописных книг, что неизменно сопровождалось их приобретением друг у друга, многолетним владением и, очевидно, многократным пользованием в зависимости от какого-то случая.
Наибольший интерес представляет собой самая ранняя из этих приписок. А.В. Пигин, естественно, заметил её необычность и обратился ко мне с просьбой определить её содержательную сторону. Это было сделано. Краткое по необходимости суждение о содержании приписки было отправлено А.В. Пигину. В ответ он согласился с тем, что приписка вполне заслуживает подробного рассмотрения в виде отдельной статьи. Пользуясь благословением А.В.Пигина, я и решился на написание предлагаемой здесь статьи.
Итак, самая ранняя из приписок в сборнике гласит: «720-го году, октября в 1 день. Куростровъской волости Иван Андреев сын Еремеев писал ерълыки скорописъчаты. Отсылает он скора гонца ко стольну ко городу ко Киеву ко великому ко князю ко Владимеру. Во стольном во городе во Киеве у великого у князя Владимера было пированье почестен двор (sic!) на многие князи на бояра на руски могучи богатыри на все удалы добры молодцы и на жёны» (л. 232 об.). Через лист автор приписки добавил: «Сея тетратка Ивана Андреева Еремеевых. Мастер писать Иван» (л. 234).
Местоположение Куростровской волости, родины М.В. Ломоносова, хорошо известно довольно узкому кругу знатоков. Её составляло множество мелких деревень, плотно окружающих Палишину гору, прозванную «пупом волости», в середине так называемого Великого или Большого острова, перекрывающего течение Северной Двины чуть ниже впадения в неё Пинеги, правого притока. Своей северо-западной частью Великий остров хорошо видим из Холмогор, растянувшихся по левому берегу Северной Двины. От Архангельска его отделяет примерно 75 километров. Сохранился план Курострова и окрестностей Холмогор, набросанный в 1764 году М.В. Ломоносовым . Уцелел и «Примерный план города Холмогор и близлежащих волостей», датируемый 1780 г. Автор солидного исследования, посвящённого родине Ломоносова, А.А. Морозов в конце 1940-х гг. посетил те места, тогда ещё многолюдные у чистых рыбных вод, и старательно описал их . Многолюдность вообще была характерна для поселений этих мест. Уже в 1678 г. Куростровскую волость составляла 41 деревня из 229 дворов и с 763 жителями . Плотность населения приводила к малоземелью — на самом острове участки земли измерялись саженями, а не большими мерами. Это положение, надо думать, сохранялось, если не было худшим, и в 1720 г., в год приписки Еремеева. Малоземелье превращало крестьян в ремесленников, строителей судов, отходников, торговцев, перевозчиков разных грузов и, конечно же, в промышленников, постоянно занятых у дальних берегов ловлей рыбы, добычей морского зверя, собиранием гагачьего пуха и пр. Грамотный владелец сборника Еремеев, сам себя за это похваливший («Мастер писать Иван»!), наверное, принадлежал к числу таких же куростровцев, уже не занятых земледелием.
Автора приписки нужно считать одним из коренных жителей. В документе 1589 года, где перечисляются десятки глав куростровских семей, упоминается Пётр Еремеев. Он, по-видимому, был бедняком, ибо при дележе общей подати, наложенной властями на Куростровскую волость, ему назначили долю в 6 алтын, тогда как многим другим главам доли определялись и в несколько рублей. Пётр Еремеев 1585 г. и Иван Еремеев 1720 г., несомненно, состояли в родстве, хотя, за отсутствием родословной Ивана, степень их родства пока остаётся неизвестной. Местная укоренённость Ивана Еремеева позволяет допускать, что и процитированная им былина принадлежала местной традиции, а не была усвоена от сторонних людей.
В основу своей приписки Еремеев положил типическое место с кратким описанием пира у князя Владимира и состава его участников. В ближайших к Курострову местах, где когда-либо записывались былины, точно такого же варианта типического места, приведённого Еремеевым, обнаружить не удаётся, и это не случайно. Певцы каждой местности не были совершенными догматиками и по-разному передавали это, едва ли ни самое употребляемое в былинах типическое место. Чаще всего оно звучало в начале разных по сюжетам текстах, реже — где-либо далее, по ходу повествования, в зависимости от возникавшей необходимости.
Первоначально состав участников пира в этом описании был строго ограниченным. Создатели описания считали достаточным включать в число участников представителей социальной верхушки, естественного окружения правителя («князей-бояр») и представителей воинской касты («богатырей»), каждому из которых творцы стремились уготовить и давали ту или иную роль в каком-либо эпическом сказании. Подтверждения такой строгой ограниченности состава участников пира — в виде почти одинаковых вариантов этого типического места — нетрудно отыскать в разных былинах разного времени записи и в удалённых друг от друга районов бытования.
Примеры этому имеются в былинах Зимнего берега Белого моря, находящегося несколько северо-восточнее устья Северной Двины. Так, Г.Л. Крюков пропел начало былины «Добрыня и змея»:
Как во славном городи во Киеви,
Да у ласкова-то князя у Владимера
Заводилось пированьицё, почестен пир
Ай на всих князей, на бояр же,
5 А на руських-то могучих на богатырей.
Так же он пропел начальные стихи былины «Дунай (Василий Казимирович)». Судя по былинам «Сухматий» и «Дюк Степанович», это типическое место точно в таком же виде знала и А.М.Крюкова.
Однако чаще певцы не довольствовались столь ограниченным составом участников пира у князя Владимира. Они уже не понимали смысла столь резкого ограничения. Им захотелось расширить круг участников пира. Они стремились дополнить состав, и их дополнения выглядят уже метками местных традиций. Так, певицы того же Зимнего берега добавляли к традиционному составу «всех полениц преудалых» и притом, поясняя, кто такие поленицы, говорили: «На войну ездили, бабы». Или: «Бабы сильния, храбрыя, воевались» . Между тем Г.Л. Крюков предпочитал к изначальному составу участников пира добавлять «купцей, гостей торговых» и изредка ещё «всих-то калик да перехожиих» . Сказитель вполне осмысленно относился к привлечению в текст каких-то элементов повествования. И не случайно у него в былине «Камское побоище» за стол у князя Владимира сели одни богатыри, а в былине «Соломан» за стол у прекрасного царя Ивана Окульевича уселись, напротив, только князья и бояре .
Слишком расширенный состав участников пира у князя Владимира в записях от певцов Зимнего берега, независимых от книжных источников, встречается довольно редко. Однажды его описал Ф.Т. Пономарёв, на рубеже XIX—XX вв. старейший сказитель Зимнего берега, в начале былины «Алёша Попович и сестра Бродовичей»:
Да во славном во городи во Киеви,
А у ласкова князя у Владимера
Заводиласе пирушочька, почесен пир
Шьто на многия князьей, на думных бояров,
5 Шьто на руських могучих на богатырей,
Шьто на тих полениц на преудалыя,
Шьто на тих жа на казаков на задоньския,
Шьто на тех жа бурлаков на московьския
И на тех на кресьян на прожиточьния .
В этот перечень участников пира певец сам добавил, быть может, только бурлаков московских, упоминание о которых у других исполнителей не встретилось. Остальных участников пира перечисляли и певцы на Кулое, и на Мезени .
На фоне показанных здесь вариаций типического места его форма в приписке Еремеева, несомненно, отличается своими дополнениями к изначальному составу непременных участников пира, к князьям-боярам и к богатырям. У Еремеева дополнения оборваны. Он назвал неких жён, но не потрудился наградить их какими-либо определениями. За отсутствием контрольных записей нельзя в точности сказать, придумал ли эти дополнения сам Еремеев или же он неполно воспроизвёл уже утверждавшиеся на Курострове прибавления.
В приписке Владимир дважды назван «великим князем», — следовательно, Еремеев осмысленно наградил Владимира этим титулом, совершенно не встречающимся в былинах восточной части Русского Севера, да и в других мест бытования тоже. Носители эпической традиции с неизменным постоянством называли князя Владимира «славным» или «ласковым», — таким они хотели видеть верховного правителя, таким, по их мнению, он должен быть в идеале. Тем самым они изначально выражали своё отношение к князю, ничуть не испытывая потребности знать и использовать титул, появившийся при определённых исторических обстоятельствах в пору Владимиро-Суздальской Руси, когда размножившимся Рюриковичам остро понадобилось упорядочивать отношения между собою. Грамотный Еремеев мог вычитать титул в каком-либо письменном или печатном источнике и наградить им былинного Владимира. Он, наверное, часто слышал этот титул в приходской церкви или при оглашении каких-либо официальных документов с перечислением царских титулов, среди которых термин «великий князь» обязательно повторялся несколько раз. Еремеев, быть может, недоумевал, отчего же это исторический Владимир называется просто князем, когда о его заслуге в крещении Руси и о других деяниях постоянно напоминает церковь, — а при желании Еремеев мог найти и письменные или печатные источники, подтверждающие рассказы священников об исторической роли Владимира. Недоумевая, он мог посчитать отсутствие эпитета «великий» закосневшим упущением, которое он и исправил для себя тем, что закрепил в приписке своё пожалование былинного Владимира титулом «великий князь». Нельзя также исключать, что своим мнением о титуле Владимира Еремеев также делился с окружающими его людьми.
Большую вольность Еремеев позволил самому себе. В приписке он вообразил себя персонажем, написавшим ярлыки скорописчатые и отправившим с ними скорого гонца к князю Владимиру. В западной части Русского Севера эта роль традиционно принадлежит Калину-царю: этот иноземный правитель, обычно называемый «татарским», подступив с огромным войском под Киев, посылает князю Владимиру в ярлыке ультиматум, содержание которого разнится по версиям былины, и требует немедленного его исполнения. В восточной части Русского Севера, куда относится и низовье Северной Двины, версии былины «Илья Муромец и Калин-царь» находили очень редко. Из их числа самая приметная — былина, записанная на средней Пинеге от М.Д. Кривополеновой: там именно Калин-царь пишет ярлык, выбирает «посла немилослива» и отправляет его к князю Владимиру. Значительно чаще в былинах о вражеском нашествии, записанных в восточной части Русского Севера, роль иноземного правителя отдана не Калину, а царю Кудреванке/Кудреянищу/Кургану.
Былину «Васька-пьяница (Василий Игнатьевич) и Кудреванко-царь» знал всё тот же, уже упоминавшийся Г.Л.Крюков, сказитель Зимнего берега. Первый раз он пропел эту былину на запись, опустив эпизоды, в которых рассказывается о написании ярлыка скорописчатого, выборе и отправке посла . Во второй раз сказитель поправился и восстановил эти эпизоды, что и зафиксировал собиратель, к сожалению, ограничившийся во второй раз записью только этой части старины . Крюков отметил, что былину эту он перенял, — видимо, на промысле, — много лет назад от старика Мухи с верхней Мезени. Это признание певца, вероятнее всего, правдиво.
В другом месте, тоже сравнительно близком к Курострову, в одной из деревень средней Пинеги также однажды была записана былина «Васька-пьяница (Василий Игнатьевич) и Кудреванко-царь» . В ней, подобно Калину, Кудреванко
55 Садился собака да на ременьцат стул
Он писал ярлыки да красным золотом,
после чего, выбрав послом Идолища трёх аршин ростом — тот может «по-руськи рець говорить», он отправил посла к князю Владимиру .
В близких друг от друга деревнях на средней Пинеге, следовательно, одновременно бытовали две разные, параллельные формы об отражении вражеского нашествия: упоминавшаяся выше былина о Калине-царе и былина о Кудреванке-царе. В этом видны следы разных эпических традиций, ведущих своё происхождение от тех репертуаров, которые были некогда принесены в головах людей, переселявшихся в восточную часть Русского Севера из каких-то иных мест расселения.
Далее, на Кулое былину о Калине-царе не находили, зато там хорошо знали былину о Кудреванке-царе . Та же картина открылась на Мезени . На Кулое и на Мезени некоторые части былины о Кудреванке-царе порой вставляли также в старину «Данила Игнатьевич и его сын Михайло» и в многосоставное сказание «Камское побоище» .
Зная об этом и обращаясь теперь к приписке Еремеева, нужно признать, что в ней нет ни единого слова, позволяющего определённо связать перефразированный Еремеевым кусочек эпической песни с той или иной былиной.
Этим заключением надлежало бы ограничиться, если бы в куростровском документе 1549 года на глаза не попалось примечательное имя. В документе определялись доли куростровских жителей по общему платежу, наложенному властями на всю волость. Последним в списке значился человек с явным прозвищем Коншик . Ему была назначена доля всего в два алтына, отчего следует твёрдо считать, что он был бедняком.
Между тем, это имя постоянно воспроизводится в былине «Васька-пьяница и Кудреванко-царь». По мнению певцов Пинеги, Кулоя и Мезени, это имя носил любимый зять Кудреванки-царя. Некоторые жители Кулоя и Мезени оспаривали это мнение, полагая, что Коншик был любимым сыном Кудреванки. Коншик, как правило, только упоминается в былине. Он назван предводителем отдельного войска, двухкратно или трёхкратно меньшего, чем у самого Кудреванки. Лишь один мезенский певец решился предоставить Коншику роль безмолвного, но действующего персонажа, — у него именно любимому зятелку Коншику царь отдал ярлык для доставки в Киев .
Распространение былины «Васька-пьяница и Кудреванко-царь» в восточной части Русского Севера было, наверное, более широким в прошлом, нежели это обнаружилось на рубеже XIX—XX вв. Поэтому можно допускать, что появление прозвища Коншик в документе 1549 года опосредованно намекает на бытование этой былины на Курострове уже в то время, в эпоху Ивана Грозного. Однако из этого допущения не следует, что былина «Васька-пьяница и Кудреванко-царь» продолжала непрерывно бытовать на Курострове до 1720 года, когда Еремеев сделал свою приписку. Желанное предположение, увы, не имеет сколько-нибудь явственного подтверждения.
Если опрашивать просвещённых современников о вероятности бытования в прошлом былин на родине Ломоносова, то чаще всего можно будет услышать утвердительный ответ. Теоретически былинная традиция на Курострове должна была существовать. Между тем сам Ломоносов ни разу и не единым словом не обмолвился о том, что он слушал и мог хотя бы процитировать или пересказать какую-либо эпическую песню. Только приписка Еремеева служит достоверным доказательством того, что тогда, когда Ломоносову было всего девять лет, на его родине жил самое меньшее один человек, который знал по крайней мере одну былину и притом настолько свободно, что смог перефразировать её начальную часть ради собственного самолюбования.
Спустя 180 лет после того, как Еремеев сделал свою приписку, в 1900 году А.Д.Григорьев провёл несколько дней в Холмогорах и их окрестностях. Один день он посвятил посещению Ломоносовки . О своих расспросах он умалчивает, но они явно были безрезультатными. Первую запись былины Григорьев сделал на другой день после посещения Ломоносовки, — уже на нижней Пинеге.
Ещё полвека спустя, в 1951 году Холмогоры и их окрестности посетили собиратели Московского государственного университета. Им удалось записать несколько пересказов былин, однако анализом выявляется, что они, вероятнее всего, были прочитаны в каких-то популярных изданиях и рассказаны собирателям в довольно стяжённой форме, с серьёзными сокращениями, — следовательно, они не имеют отношения к местной эпической традиции.
Можно сколько угодно сетовать по поводу невнимания или равнодушия любителей и подготовленных собирателей к поискам былин там, где они, наверное, ещё бытовали по крайней мере в первые десятилетия XX в. Сетования бессмысленны, ибо время бытования былин ушло безвозвратно, отчего их поиск в необследованных ранее местах теперь безнадёжен. Приписка Еремеева остаётся единственным свидетельством бытования былин на родине Ломоносова. Вместе с тем в ней нужно видеть и маленькое открытие, пусть лишь чуточку освещающее ещё одно место бытования былин на Русском Севере.
Сноски
- Морозов А.А. Юность Ломоносова. 2 доп. изд. Архангельск, 1958. С. 177.
- Там же. С. 176.
- Там же. С. 173-175, 342-344.
- Там же. С. 123.
- Там же. С. 533.
- Беломорские былины, записанные А.В.Марковым / С предисл. В.Ф. Миллера. М., 1901. № 73. С. 372 (далее - Беломорские былины).
- Материалы, собранные в Архангельской губ. летом 1901 г. А.В. Марковым, А.Л. Масловым и Б.А. Богословским. Ч. I. Зимний берег Белого моря. М., 1905. № 16. С. 83.
- Беломорские былины. № 11. С. 86; № 15. С. 104.
- Там же. № 109. С. 540.
- Там же. № 112. С. 553.
- Там же. № 74. С. 379; № 75. С. 389; № 78. С. 414. Он, наверное, не сам придумал это дополнение, потому что оно встречается также у певцов Кулоя и Мезени, см. соответственно: Архангельские былины и исторические песни, собранные А.Д. Григорьевым в 1899-1901 гг.: В 3 т. / Под ред. А.А. Горелова. СПб., 2003. Т. 2. № 219. С. 82; СПб., 2003. Т.3. № 337. С. 160. (Далее - Григ.).
- Там же. № 76. С. 401.
- Беломорские былины. № 81. С. 437.
- Там же. № 83. С. 450.
- Там же. № 93. С. 476. В отношении полениц певец сказал: "Женьской род, богатырицы, сшибались на поединке".
- Григ. Т. 2. № 222. С. 105; № 231. С. 155-156.
- Григ. Т.3. № 314. С. 58; № 319. С. 80; № 385. С. 446.
- Григ. Т.1. № 111.
- Беломорские былины, № 77.
- Материалы, собранные в Архангельской губ... № 38.
- Григ. Т.1. № 105.
- Там же. С. 319.
- Григ. Т.2. № 214, 222, 250, 270.
- Григ. Т.3. № 314, 319, 337, 344.
- Григ. Т.2. № 231; Григ. Т.3. № 385.
- Григ. Т.3. № 394, 415.
- Морозов А.А. Юность Ломоносова. С. 528.
- Григ. Т.1. № 105. С. 318.
- Григ. Т.2. № 222. С. 104; № 231. С 157; № 250. С. 244; № 270. С. 306.
- Григ. Т.3. № 344. С. 205; № 385. С. 448.
- Григ. Т.2. № 219. С. 84.
- Григ. Т.3. № 314. С.57; № 319. С. 78; № 337. С 160.
- Григ. Т.3. № 385. С. 448.
- Григ. Т.1. С. 170.
- Былинный репертуар нижнего течения Северной Двины рассмотрен также в монографии Т.Г.Ивановой ""Малые" очаги севернорусской былинной традиции: Исследование и тексты" (СПб., 2001. С.69-100) (Примечание редактора).
1999-2006 © Лаборатория фольклора ПГУ
2006-2024 © Центр изучения традиционной культуры Европейского Севера
Копирование и использование материалов сайта без согласия правообладателя - нарушение закона об авторском праве!
© Дранникова Наталья Васильевна. Руководитель проекта
© Меньшиков Андрей Александрович. Разработка и поддержка сайта
© Меньшиков Сергей Александрович. Поддержка сайта
Контакты:
Россия, г. Архангельск,
ул. Смольный Буян, д. 7
(7-й учебный корпус САФУ),
аудит. 203
"Центр изучения традиционной культуры Европейского Севера"
(Лаборатория фольклора). folk@narfu.ru
E-mail:n.drannikova@narfu.ru
Сайт размещен в сети при поддержке Российского фонда фундаментальных исследований. Проекты № 99-07-90332 и № 01-07-90228
и Гранта Президента Российской Федерации для поддержки творческих проектов общенационального значения в области культуры и искусства.
Руководитель проектов
Н.В. Дранникова
