- О Центре
- Архив новостей
- Фотоальбом
- Photo collection
- Преподаватели в
магистратуре (фото) - Сотрудники
- Контакты
- Обратная связь
- Аудио
- Видео
2008-2011 (Русский Север) УЧЕБНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ Очное отделение
- Программа по курсу УНПТ
- Планы семинарских занятий
- Вопросы к экзамену
- Список текстов для чтения
- Фольклорная практика
Магистратура
- Русский фольклор
- Филологический анализ
текста - История фольклористики
- Проблемы былиноведения
- Фольклор и миф
- Социальная антропология
- Прагматика фольклора
- Мифы и религии
народов мира - Планы семинаров
- Экзамены. Зачеты
- Вопросы к государственному экзамену
Аспирантура
- Программа для аспирантов по специальности "Фольклористика"
- Вопросы вступительного экзамена в аспирантуру
- Вопросы кандидатского минимума
ПРОЕКТЫ
- Гранты
- Информационно-справочная система
- Этнограф Петр Ефименко
- Устная история
Архангельского
Севера в фольклоре - Пинежские свадебные
и игровые песни - Электронный атлас
"Традиционная культура
Пинежья"
- Мультимедийный каталог традиционной культуры Русского Поморья
ПУБЛИКАЦИИ / Народные культуры Русского Севера. Фольклорный энтитет этноса. Выпуск 2: Материалы российско-финского симпозиума (Архангельск, 20–21 ноября 2003 г.) / Отв. ред. В.М. Гацак, Н.В. Дранникова. – Архангельск: Поморский университет, 2004. – 248 с.
Хакамиес П. Устная история – новая парадигма в финской фольклористике
Исследовательские и полевые работы по фольклору, регулярно проводившиеся в Финляндии до конца 1950-х гг., приняли научный характер несколькими десятилетиями раньше. В фиксируемых текстах делался акцент на запись традиционной деревенской культуры. Собирательская и исследовательская деятельности в Финляндии начались в XIX столетии с изучения древней эпической поэзии и заклинательного фольклора, несколько позже стали записываться сказки, затем объектом интереса становятся различные жанры несказочной повествовательной прозы.
В середине 1950-х гг. среди некоторых фольклористов появляется идея профессионального переключения опыта исследователей предшествующих поколений на материалы Фольклорного Архива Финского Литературного Общества. Многие влиятельные представители архивов решают, что собирание традиционного фольклора в ближайшем будущем сойдет на нет, и только исследовательская деятельность останется востребованной. Тем не мене, в 1960-е гг. взгляды исследователей меняются, и, возможно, предпосылки к этому возникли в докладе, который был представлен только что назначенным в то время профессором фольклористики университета города Хельсинки Матти Кууси на его инаугурации в 1959 г. Один из главных тезисов доклада раскрыл мысль о том, что существование устного народного творчества бесконечно, так как современная народная культура имеет прямые аналогии с традиционным предындустриальным фольклором2.
Другой предпосылкой к пересмотру традиционных взглядов на развитие фольклористики стало изучение религиозных верований ингрийских финнов, в частности – духов-хранителей2. Данное исследование, основанное на функциональном подходе к изучению традиционной культуры, предложило рассматривать изучение фольклора как части мировой культуры с учетом важности контекстуальной информации. В то же время это явилось отстранением от принципов старой историко-географической школы, которая доминировала в финской фольклористике.
В начале 1960-х гг. среди молодого поколения фольклористов возникает готовность принятия новых методов собирания и изучения устной традиции. В 1965 г. в Вёйри (Финляндия) молодые ученые стран Скандинавии проводят семинар по проблемам собирания фольклора. Работа семинара обозначает переход к новому направлению в полевой практике, на которое оказали влияние некоторые тенденции американской фольклористики. В частности, объектом интереса становятся исполнители (носители традиции), акт исполнения, проблематика его фиксации и семиотичность фольклора3.
Неизбежное технологическое, социальное и культурное развитие общества постепенно затрудняют запись традиционного фольклора в чистом виде (с учетом таких его свойств, как устность, анонимность, коллективность, каноничность)4 как материала для архивов и как предмета изучения. Нарративы и песенная традиция, которые фиксировались раньше не так часто, в настоящее время забываются, а их исполнители стареют. Таким образом, подобного рода тенденция – постепенное умирание традиционного фольклора – заставила исследователей и собирателей обратиться к контекстуальной информации. Как следствие этих процессов, на звуконосители стала фиксироваться логически оформленная история жизни респондента. Различные стороны прошлой традиционной культуры были записаны по воспоминаниям рассказчиков. В отдельных случаях в ходе записи попутно фиксировался фольклорный материал. В итоге новая методика собирания, посредством аудиозаписи постепенно, но кардинально изменила взгляд на полевую практику. Стало возможным записывать не только фольклорные тексты, но и целое повествование, вести полноценный разговор. Интервьюер мог теперь не беспокоиться о том, что не успел записать главное в повествовании5.
Новая научная парадигма, которая появляется в середине 1960-х, берет свои истоки в следующих областях научных знаний: американской фольклористике и культурной антропологии, социальных науках и некоторых направлениях в этнографии. В центре внимания исследователей становится личность исполнителя как носителя традиции (Юха Пентикяйнен “Мировоззрение Марины Такало”)6. Марина Такало была безграмотной женщиной с Севера Русской Карелии. Она эмигрировала в Финляндию в начале 1920-х гг. Ю. Пентикяйнен опрашивал ее несколько раз в 1960-е годы, используя при этом новый метод глубокого интервьюирования. От текстового материала он обратился к личности носителя традиции. Данное направление Пентикяйнен характеризовал как “религиозно-антропологическое”.
К концу 1960-х было найдено новое направление в сборе материалов для фольклорных архивов – запись коллективной памяти. Появляется новый концепт – “данные памяти”, который с этого времени отождествляется с устной историей. Впервые запись коллективной памяти была осуществлена в 1965–1966 годах, это касалось воспоминаний о Финской гражданской войне 1918 г. Затем в 1969 г., была произведена запись коллективной памяти рабочих на лесозаготовках. Данное направление в собирании фольклора становится популярным в 1970-е. Различные социальные группы и организации стремятся к сотрудничеству с Архивами. Их задачей стала фиксация своей собственной традиции и издание сборников с тематическими каталогами.
Тем не менее, собранные материалы выглядели странно в глазах фольклористов. Различного рода “персональные рассказы” и воспоминания не соответствовали сложившейся жанровой классификации, в них отсутствовали традиционные фольклорные дефиниции “коллективность”, “анонимность” и т.д. Несмотря на то, что были собраны материалы качественно новые, должного внимания фольклористов они не удостоились. В 1974 г. в Финляндии выходит книга Ханну Лаунонена “Фольклор сегодня”, которая представила новые явления в фольклористике, а не только исследование устной истории (например, фольклор рабочих)7. В начале 1980-х упоминания об устной истории в изданиях, которые курирует Скандинавский Конгресс Этнологии и Фольклористики, остаются все еще незначительными8.
Исследователи первой волны собирания, занимавшиеся устной историей сосредоточили свое внимание на записи профессиональных групп и исторических событий, таких как гражданская война и эмиграция с той части территории Карелии, которая была отдана Советскому Союзу во время Второй мировой войны. Собранные в этот период материалы могут быть рассмотрены как устная история, так как они представляют собой коллективный опыт, несмотря на то, что формально большую часть записей составили мемораты и фабулаты. Со временем роль личности исполнителя в устной истории становится все более очевидной. Появляются мемораты и автобиографии, раскрывающие образ исполнителя в экстраординарных случаях, его бытовой опыт. Это могли быть и семейная история, и рассказ безработного.
Теоретическое осмысление “нового материала” начинается в 1980-е годы, и одной из первых работ в этой области становится исследование Леи Виртанен, которая занималась “персональными рассказами”9. Данное обстоятельство несколько парадоксально, так как Л. Виртанен являлась одним из сильнейших критиков собирательской политики архивов. В своей работе она использовала концепт “хроникат”, который впервые был введен С.У. Вон Сидоу10. Понятие “хроникат” исследовательница рассматривала как аналогичное термину “меморат”, который традиционно использовался в исследованиях по народным верованиям. Под меморатом обычно понимается рассказ об историческом событии, основанном на личном опыте. Еще одно определение, которое употребляла Л. Виртанен – “джокулат” (шутли-вый рассказ). Это тексты, где от первого лица идет повествование о каком-либо забавном, смешном событии. Тем не менее приведенные термины в то время не получили широкого распространения в научных кругах.
Позже некоторые исследователи, анализируя накопленные архивами материалы, пришли к выводу, что рамки собирания несказочной прозы постепенно расширяются. Наряду с древней аграрной культурой стали записываться и другие традиции. В данном случае понятие “традиция” приобретает более широкое значение, под нею понимается “историческая память” или реминисценции о событиях прошлого и настоящего. Основной задачей становится документирование различных сторон повседневной жизни “вчера” и “сегодня”, отбираются сведения, связанные с проблемами, которых не касалась официальная статистика: бытовые нарративы о классовой борьбе, о несбывшихся надеждах людей и др.11 Прототипом подобного рода деятельности стали древние описания быта деревни XIX в., которые были оценены исследователями12 как уникальные документы. Тем не менее, изменения, прошедшие в собирательской политике архивов, носили все-таки больше спонтанный характер, чем осознанный.
Важным шагом в формировании новой политики собирания явилось обращение к традиционной культуре рабочих. По некоторым причинам, в том числе и идеологическим, на протяжении долгого времени исследователи и собиратели игнорировали фольклор рабочих13. В 1960-е годы происходят резкие изменения в общественной идеологии. Постепенно традиционная культура рабочих получает признание у большей части исследователей.
В Швеции обращение к традиционной культуре рабочих происходит в 1940-е, в Норвегии – в 1950-е годы, в Финляндии – в конце 1950-х годов. Представленная хронология показывает, что исследования в этой области отличались большей активностью в странах Скандинавии, чем в Финляндии, где одним из первых в подобных изысканиях стал Илмар Талве, профессор этнологии университета города Турку. В 1959 г. он начал запись “исторической памяти” финских рабочих14.
Активная запись и документация устной истории трудящихся начинается в 1960 г. с момента появления “Отдела исторической памяти рабочих”, чьей целью было документирование повседневной жизни пролетариата: условий труда, организации досуга и т.д. К концу 1960-х собранные материалы составили пятьдесят тысяч страниц, в записи которых приняло участие порядка трех тысяч информантов. Лучшие материалы были изданы в виде антологии устной истории рабочих15.
Со временем документация традиционной культуры рабочих возлагается на архивы. Первые значительные шаги в этом направлении были осуществлены в 1965–1966 гг. в отношении воспоминаний о Финской гражданской войне 1918 года и в 1966 году в записи быта и традиций рабочих на лесозаготовках. Далее фиксации подвергаются воспоминания как различных профессиональных групп, так и отдельных групп, пользующихся социальной поддержкой (например, пациенты туберкулезных диспансеров). Следуя экономическому и общественному развитию, пролетариат, как сложившийся социальный класс со своей культурой, оказался на грани исчезновения; его представители либо интегрировали в новые социальные структуры, либо наоборот. Собранные в настоящее время воспоминания о прошлом и настоящем обнаруживают бесклассовый характер, большая часть городского населения современной Финляндии идентифицирует себя как средний класс. Таким образом, фольклор пролетариата разделил судьбу фольклора аграрной культуры.
Подобного рода процессы, как правило, приводят к расширению значений понятия “традиция”. Практически все воспоминания в устной или письменной форме могут быть рассмотрены как традиция в социальном дискурсе и ее отдельных группах: профессиональных, региональных и т.д., представляющих свою собственную традицию. Данное обстоятельство актуализирует одно из значений “традиция”, которое относит ее к любому социокультурному феномену. В широком смысле – отождествляет ее с понятием “культура”.
Устная история начинает свое развитие со Второй мировой войны и является международно-признанной исторической дисциплиной16. В 1980-е гг. финские фольклористы и историки и разворачивают международную полемику, несмотря на то, что идеи, выдвинутые в книге Яна Вэнсина “Устная традиция” (1965)17, уже обратили на себя внимание в начале 1970-х гг., вскрыв новые отношения сотрудничества между социологами, фольклористами, историками и этнологами, которые возникают в конце 1970-х гг., так как устная история обнаруживает свой уникальный междисциплинарный характер на стыке фольклора и истории, фольклора и социологии. В начале 1980-х гг. происходит изменение научной системы в финской социологии от количественного подхода и марксисткой теории к качественному исследованию нарративного материала. В 1978 г. Дж.-П. Рус изучил биографии финнов, опираясь на коллективную самозапись в письменной форме18.
Первоначально “персональными рассказами” в коллекциях архивов интересовались социологи. В 1993 г. директор архива еще мог официально заявить, что “истории о самом себе” представляют интерес для исследователей, которым не важна проблема аутентичности их как традиции, тем самым намекая на различие интересов социологов и фольклористов19.
В последние два десятилетия в финской фольклористике могут быть выделены три разные, но не взаимоисключающие точки зрения на “персональные рассказы” как источниковедческий материал. Первая точка зрения, “рефлексивная”, основана на информативной стороне процесса диалогического интервью и концентрирует внимание на том, как люди моделируют свою жизнь, идентифицируют себя. Вторая точка зрения может быть охарактеризована как “перформанс”. Исследователи, придерживающиеся ее, сосредотачивают свое внимание на процессе исполнения нарративов, их ситуативной приуроченности. Третья точка зрения – “устная история”, рассматривает “персональные повествования” в контексте традиционной культуры.
Одна из фундаментальных работ, рассматривающих диалогические отношения информанта и исследователя – докторская диссертация Лауры Аро “Я в деревне”, где рассматриваются позиции участников интервью, “наведение мостов” между “Я” и “Другой”. Основной корпус текстов, анализируемых в диссертации, определен автором как “идентификационные нарративы”, что практически тождественно автобиографической истории. Название работы сознательно двусмысленно, так как всегда есть два “Я”: исследователь, посетивший деревню, и рассказчики, живущие там долгое время. Идентификация каждого исполнителя формируется в процессе интервью, но рассказ не принадлежит кому-то одному из участников процесса, а является совместно созданным продуктом. Исследование Лауры Аро испытало влияние культурно-антропологического направления, ею были применены методы нарратологии и дискурсного анализа20.
Серьезным исследованием “перформанса” можно считать работу Анники Кайволы-Бергенхой “Нарратив и повествовательный процесс. Репертуар Юхо Оксанена”. Она сосредоточила внимание на акте исполнения. Исследовательница несколько раз прослушивала любимые истории Юхо Оксанена, после чего производился нарратологический анализ каждого из вариантов. А. Кайвола-Бергенхой обнаружила, что общие и идиосинкратические признаки, кристаллизованные в мемуарах Оксанена, тесно связаны с формами, существующими в традиционном фольклоре21.
Различие между исполнителями, с которыми работали А. Кайвола-Бергенхой и Л. Аро, заключаются в типе рассказов, которые они сообщают. Повествования Юхо Оксанена содержат ссылки на различные интересные события локального сообщества, не обязательно его собственной жизни; рассказы записанные Аро, несомненно, автобиографичны.
Диссертация Юллы-Майи Пелтонен “Воспоминания о гражданской войне. Изучение образования повествовательной традиции финского рабочего класса после 1918 г.”22 – одна из немногих работ, которые сформировали направление “устная история”. Основной корпус текстов в исследовании Ю.-М. Пелтонен составили рассказы об ужасах гражданской войны, по завершении которой в течение нескольких десятилетий считалось, что достоверная история войны была представлена в официальных воспоминаниях сторонников Белого движения. Повествования красных были сохранены в устной традиции, в них часто прослеживается попытка нейтрализации и одностороннего показа войны.
Ю.-М. Пелтонен проанализировала рассказы в тематической перспективе и исторической мотивации. Исследовательница сравнила свой материал с традиционными историческими легендами и пришла к выводу, что существуют определенные сходства между военными рассказами и традиционным фольклором. Функциональный анализ рассказов показал, что истории о зверствах, рассказанные сторонниками Белого движения, соответствуют рассказам пропаганды, которые были использованы как оправдание для применения жестоких мер белыми в течение войны и после нее. Основное функциональное назначение рассказов красных – сохранить свою версию истории, мысленно отомстить белым посредством виртуального наказания за совершение различных зверств. Последнее достигается повествованием о несчастных судьбах людей, их страхах перед репрессиями, психической и моральной неустойчивости как следствии Белого террора.
Исследование формирования социальной группы лесорубов в Финской культуре Юрки Пёйси (1997)23 – еще один хороший пример использования возможностей, которые предоставляет “новый материал” и подходы к его изучению. Целью работы стал анализ, проведенный на материале фольклора и устной истории, представлений о категории лесоруба в диахронии, ее дифференциации среди населения финской деревни. Источниковой базой исследования стали архивные данные, собранные в результате коллективной самозаписи в 1969 г.
Парадигматические изменения в собирательской и исследовательской деятельности вызвали к жизни новые концепты: “данные памяти” (= устная история), “историческая память”, “персональное повествование”, “воспоминание”, “биография”, “бытовой рассказ”, “фабулат”, “меморат”, “слух”, ”хроникат”, “джокулат”. Некоторые из приведенных понятий имеют фиксированное и общепринятое значение, но многие, оттого что употреблены в своих частных смыслах, выглядят весьма неопределенно. До сих пор исследователи-фольклористы не пришли к единому мнению в их употреблении24.
“Действительность социальна”, – девиз новой ориентации в современной фольклористике и культурологических исследованиях в целом. Ее сформировали онтологические и эпистемологические взгляды конструктивизма, согласно которым фиксируемый в интервью материал объясняет самого информанта. Здесь нельзя не вспомнить идентификационные нарративы, которыми занимается Лаура Аро, биографии и автобиографии.
Новая парадигма в финской фольклористике начинает развиваться с 1960-х равно как процесс сознательный, ориентирующийся на идеи американской культурной антропологии, так и стихийный, являющийся неизбежным следствием естественного развития культуры в современном мире. Первоначально новая ориентация стала популярной в полевой практике архивов, и прошло достаточно много времени, прежде чем фольклористика оказалась готовой принять “новый материал” как перспективный источник для исследований. В настоящее время собирание и изучение “устной истории” главное направление в финской фольклористике. Происшедший в современных культурологических и социальных исследованиях “нарративный сдвиг” обнаруживает всю важность обретения фольклористикой “новой парадигмы”25.
Примечания
1 Virtanen L. Suomalainen kansanperinne. Helsinki, 1988. P. 23.
2 Honko L. Geisterglaube in Ingermanland I. FF Communications 185. Helsinki, 1962.
3 Fдltarbetet. Synpunkter pD etno-folkloristisk fдltforskning. Helsingfors, 1968.
4 Virtanen L. Op. сit. P. 22.
5 Abrahams R. The past in presence: An overview of folkloristics in the late 20th century. – Folklore processed in honour of Lauri Honko on his 60th Birthday 6th March 1992 / Ed. by R. Kvideland et al. Studia Fennica Folkloristica 1. Helsinki, 1992. P. 48.
6 Pentikдien J. Marina Takalon uskonto. Uskontoantropologinen tutkimus. Helsinki, 1971.
7 Hako M. Tyцvдenkulttuuri. – Folklore tдnддn / Ed. by Launonen, Hannu & Mдkinen, Kirsti. Helsinki, 1974.
8 Hodne B. Commentary. – Trends in Nordic Tradition Research, 1983. P. 171.
9 Virtanen L. Henkilцkohtainen kerronta. – Kertomusperinne. Kirjoituksia proosaperinteen lajeista ja tutkimuksesta, 1982.
10 Kuusi M. Kronikaateista. – Kertojat ja kuulijat. Kalevalaseuran vuosikirja 60. Helsinki, 1980.
11 Jauhiainen M. 1987: Harkkohytistд terдstehtaaseen. Masuuni- ja sulattoperinne Kansanrunousarkiston keruukohteena. – Suomalaisen Kirjallisuuden Seuran jдsenlehti 2, 1987. P. 17.
12 Raussi E. Virolahden kansanel@m@@ 1840-luvulla. Ed. Sulo Haltsonen. Helsinki, 1966.
13 Hakkamies P. Ponjatije “narod” i istorija predmeta fol’kloristiki v Finljandii. – Etniиna istorija narodiv Jevropy. Isoryko-etnologiиni doslidсennja i nacional’na ideja. Zbirnyk naukovyh prac’. Vypusk 9. Kyjiv, 2001.
14 Talve I. Teollisuustyцvдen tyц- ja elдmдnoloista ennen I maailmansotaa. – Tyцvдenliike kulttuuritekijдnд / Ed. Matti Hako. Helsinki, 1969.
15 Huhtanen H. Tyцvдen muistitiedon keruu. – Tyцvдenliike kulttuuritekijдnд / Ed. Matti Hako. Helsinki, 1969.
16 Thompson P. The Voice of the Past. Oral History. Oxford, 1978. Р. 53–59.
17 Vansina J. Oral tradition: a study in historical methodology. London, 1965.
18 Roos J.-P. Suomalainen elдmд. Tutkimus tavallisten suomalaisten elдmдkerroista. Helsinki, 1987.
19 Trends in Nordic Tradition Research / Ed. Lauri Honko and Pekka Laaksonen. Studia Fennica 27. Helsinki, 1983. P. 6.
20 Aro L. Minд kylдssд. Identiteettikertomus haastattelututkimuksen folklorena. Helsinki, 1996. Р. 343–352.
21 Kaivola-Bregenhoj A. Narrative and Narrating. Variation in Juho Oksanen’s Storytelling. FF Communications 261. Helsinki, 1996.
22 Peltonen U.-M. Punakapinan muistot. Tutkimus tyцvдen muistelukerronnan muotoutumisesta vuoden 1918 jдlkeen. Helsinki, 1996.
23 Pцysд J. 1997: Jдtkдn synty. Tutkimus sosiaalisen kategorian muotoutumisesta suomalaisessa kulttuurissa ja itдsuomalaisessa metsдtyцperinteessд. Helsinki, 1997.
24 Aro L. Minд kylдssд. Identiteettikertomus haastattelututkimuksen folklorena. Helsinki, 1996; Ukkonen T. Menneisyyden tulkinta kertomalla. Muistelupuhe oman historian ja kokemuskertomusten tuottamisprosessina. Helsinki, 2000; Degh L. Narratives in Society: A Performer-Centerede Study of Narration. FF Communications 255. Helsinki, 1995. Р. 73–75.
25 Heikkinen. Tarinan mahti – Narratiivisuuden teemoja ja muunnelmia. – Tiedepolitiikka. 2000. № 4. Р. 48.
1999-2006 © Лаборатория фольклора ПГУ
2006-2024 © Центр изучения традиционной культуры Европейского Севера
Копирование и использование материалов сайта без согласия правообладателя - нарушение закона об авторском праве!
© Дранникова Наталья Васильевна. Руководитель проекта
© Меньшиков Андрей Александрович. Разработка и поддержка сайта
© Меньшиков Сергей Александрович. Поддержка сайта
Контакты:
Россия, г. Архангельск,
ул. Смольный Буян, д. 7
(7-й учебный корпус САФУ),
аудит. 203
"Центр изучения традиционной культуры Европейского Севера"
(Лаборатория фольклора). folk@narfu.ru
E-mail:n.drannikova@narfu.ru
Сайт размещен в сети при поддержке Российского фонда фундаментальных исследований. Проекты № 99-07-90332 и № 01-07-90228
и Гранта Президента Российской Федерации для поддержки творческих проектов общенационального значения в области культуры и искусства.
Руководитель проектов
Н.В. Дранникова
