- О Центре
- Архив новостей
- Фотоальбом
- Photo collection
- Преподаватели в
магистратуре (фото) - Сотрудники
- Контакты
- Обратная связь
- Аудио
- Видео
2008-2011 (Русский Север) УЧЕБНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ Очное отделение
- Программа по курсу УНПТ
- Планы семинарских занятий
- Вопросы к экзамену
- Список текстов для чтения
- Фольклорная практика
Магистратура
- Русский фольклор
- Филологический анализ
текста - История фольклористики
- Проблемы былиноведения
- Фольклор и миф
- Социальная антропология
- Прагматика фольклора
- Мифы и религии
народов мира - Планы семинаров
- Экзамены. Зачеты
- Вопросы к государственному экзамену
Аспирантура
- Программа для аспирантов по специальности "Фольклористика"
- Вопросы вступительного экзамена в аспирантуру
- Вопросы кандидатского минимума
ПРОЕКТЫ
- Гранты
- Информационно-справочная система
- Этнограф Петр Ефименко
- Устная история
Архангельского
Севера в фольклоре - Пинежские свадебные
и игровые песни - Электронный атлас
"Традиционная культура
Пинежья"
- Мультимедийный каталог традиционной культуры Русского Поморья
ПУБЛИКАЦИИ / Комплексное собирание, систематика, экспериментальная текстология. Выпуск 2 : Материалы VI Международной школы молодого фольклориста (22 – 24 ноября 2003 года) / Отв. ред. В.М. Гацак, Н.В. Дранникова. – 2004. – 222 с.
Дранникова Н.В. Локально-групповые прозвища в речевом фольклоре
Употребление речевых стереотипов служит задачей разграничения различных социумов, "индикатором" местных сообществ и позволяет выделять локальные группы. С этой целью мы собрали большую группу речевых жанров и устойчивых выражений. Родовой термин речевых жанров - паремии и изречения. Объектом исследования в главе являются прозвищные паремии. Необходимо определить дефиниции используемых в книге терминов. Г.Л. Пермяков выделил двадцать пять типов паремий1. Он считал, что любой клишированный текст является паремией, следовательно, и локально-групповое прозвище в виде лексемы, и анекдот - паремии. Отделяет паремии от слов и словосочетаний Г.А. Левинтон2. Термин "паремия" мы используем в значении "фольклор речевых ситуаций" и не включаем в его состав прозвища-номинативы и повествовательные жанры. Присловье мы рассматриваем как локально-групповое прозвище-номинатив и как текстовое образование, содержащее характеристику локальной микрогруппы, поэтому считаем возможным использовать его при анализе речевого фольклора во втором значении.
В данной статье нами решаются следующие задачи: 1) установление типовых ситуаций, "инспирирующих" прозвищные изречения; 2) выявление паремий, превратившихся в знаковые для местных сообществ и способствующих, как и прозвищные нарративы, становлению и развитию локальной идентичности; 3) определение через имеющиеся паремии локальной аксиологии и "антиаксиологии".
Паремии - звено, соединяющее язык и речь. Как языковое явление они обладают воспроизводимостью в речи, являются знаками, могут иметь мотивировку своего значения, антонимы и синонимы, обладают функциональным сходством (номинативностью) и парадигмами. Только как языковой знак их рассматривают составители словаря "Русские пословицы, поговорки и крылатые выражения"4. В последнее время паремии активно изучаются лингвистами5.
В фольклористике тексты паремиологического типа получили разные названия: малые жанры фольклора, "микрожанры" и "гномические тексты". И. А. Разумова отмечает, что целые фольклорные жанры (пословицы, поговорки и пр.) могут быть отнесены к клише. Они обладают малой формой, быстро подвергаются модификации, переходят из одного жанра в другой и почти все содержат в себе параллелизм.
Присловья-прозвища имеют сильные межтекстовые и внетекстовые связи. Эстетические функции (поэтические по P.O. Якобсону) таких текстов выражены довольно слабо. Они обладают сильными иллокутивными свойствами и реже произносятся с целью внимания к самой форме.
Паремии обладают ярко выраженной характеризующей функцией и ее производной - функцией осмеяния соседних микрогрупп. Они содержат этноцентричные представления и создают сниженный образ "соседей". Они являются средством психологического воздействия на адресата. Присловья имеют свою модальность - повествовательную и побудительную. Обладают сильной экспрессией. Дразнение / оскорбление, которое заключено в них, провоцирует ответную реакцию - вербальную или физическую (драки, ссоры).
Народная афористика, как и весь фольклор, имеет интегрирующую функцию: знание определенных текстов позволяет группе осознавать свое единство. Набор текстов специфичен для каждого сообщества. Их употребление демонстрирует включенность человека в группу. Как только значение одного из компонентов паремии оказывается утраченным, она забывается. О значении фольклора в сохранении и развитии национальной / локальной идентичности в Шотландии писала Линда Дег .
Прозвищные изречения выполняют функцию размеживания микрогрупп. Они специфичны для каждой микрогруппы и ориентированы на социализацию человека. С их помощью выделяются различные территориальные сообщества. Тексты имеют своего референта - местное сообщество, к которому они относятся. В различных исследованиях пишется об обобщенности статуса имени в пословицах. Т.М. Николаева указывает на то, что к имени в пословицах добавляется значение "квантора всеобщности "всякий", "любой"" . В прозвищных паремиях квантор всеобщности имеет свою специфику - он распространяется только на одну локальную группу. Степень знания прозвищ местными сообществами позволяет выделить микроареалы. Каждая микрогруппа имеет свои, понятные только ей тексты.
Особенно наглядна эта функция у дразнилок, обращенных к жителям деревень, составляющим единую поселенческую группу. Кванторные слова "все", "всякие" в прозвищных текстах связаны с функцией выделения локальных микрогрупп.
Для изречений пословичного и поговорочного типа очень важна конатативная функция (функция восприятия), которая предполагает реакцию адресата на высказывание. Г.Л. Сидоркова называет ее регулятивной14. Прозвищные изречения могут вызывать как обиду и унижение, так и гордость. Прагматический анализ текстов предполагает наличие адресата и адресанта высказывания, объединенных коммуникативной интенцией. Прозвищные паремии содержат различные коммуникативно-когнитивные контексты. Это касается прежде всего перформативных актов, в которых главное внимание уделяется не информации, содержащейся в сообщении, а иллокутивному воздействию на адресата15. Нами рассматриваются интерактивные свойства коммуникации прозвищных изречений. Фольклор речевых ситуаций может иметь различные прагматические цели: оскорбление, дразнение, восхваление и пр.
Прозвищные микрожанры выполняют фатическую функцию. При помощи их можно установить контакт между различными местными группами. Особенно ярко эта функция проявляется у приветствий и дразнилок.
Прозвищные тексты паремиологического типа инкорпорированы в региональную традицию. Их парадигматический уровень соотносится с набором типовых ситуаций, в которых они произносятся и который составляют стереотипы речевого поведения микрогрупп. Паремии, как и весь прозвищный фольклор, имеют свой текст (текст в данном случае понимается нами в семиотическом плане). Их знание и воспроизведение территориально ограничены. Они - явление фольклора и языка. Г.Л. Пермяков отмечал, что будучи явлением языка, - они знаки ситуаций или отношений между вещами и являются эквивалентами предложений . Как фольклорные тексты они являются моделями. Одна из основных функций прозвищных паремий - моделирующая. Они знаки моделей различных ситуаций и отношений. Их исполнение носит ритуализованный характер. Они включены в культурно-значимые ситуации и воспроизводятся при одних и тех же коммуникативных обстоятельствах. Они - маркеры ситуаций или отношений между людьми. Они дают возможность легко распознать коммуникативно-когнитивную ситуацию. Повторяясь в однотипных ситуациях, присловья являются коммуникативными стереотипами. Приведем некоторые примеры их употребления. Их вербальная актуализация происходит во время встречи представителей различных микрогрупп: жителей деревни Явзоры (Пин.), имеющих ЛГП костогрызы, их соседи приветствуют стереотипной фразой: "Сегодня кости на обед" (М.П. Богданова, 1966); во время приезда в соседнюю деревню (как один из вариантов этой ситуации можно рассматривать посещение близлежащих деревень во время съезжих праздников) жителей деревни Василево (Верхи.) дразнили: "Василевцы к нам приехали, / Приехали не все. / Половина утонула их / У Корговой грязе" (Е.В. Тюпышева, 1937); сельчан деревни Шерухино (Шен.) называли журавлями, как только в ней начинались молодежные посиделки и кто-нибудь начинал играть на гармони в соседней деревне говорили: "О, журавли проснулись!". Деревни Лохново и Кобелёво (Пин.) расположены напротив друг друга по реке Покшеньге (притоку Пинеги). Во время купания жители Кобелёва кричали жителям Лохнова:
-Вы зарецана-косачи,
Съели кошку на печи,
На горячем кирпичи.
(A.M. Немытова, 1932)
Коммуникативные стереотипы произносились перед дракой, происходившей между представителями различных сообществ; в состоянии обиды на "соседей", а также в противоположном случае - с целью обидеть их. Они знаки самых разнообразных типовых ситуаций. Во время переправы через Пинегу жители деревни Верколы говорят о жителях Смутова, находящемся на противоположном берегу реки: "Не иначе как зайцами через реку скакали". ЛГП смутовян - зайцы. В XX столетии прозвищные паремии становятся знаками новых ситуаций. Они активно вербализуются во время ссоры школьников, бывших родом из разных деревень и проживающих в пришкольном интернате17. Стереотипные выражения воспроизводятся в транспорте (автобусе, поезде), где часто встречаются представители соседних сообществ. "Вологодская корова забодала паровоз", - обращался житель Архангельской области к жителю Вологды в поезде "Москва-Архангельск", комментируя среди пассажиров давку (Е.С. Ефимкина, 1937). Изречение восходит к ЛГП вологжан телятники. Традицию дразнения между сплавщиками леса и жителями деревень, расположенных вдоль реки, в середине XX веке продолжили пассажиры теплохода, курсирующего по маршруту Архангельск - Карпогоры.
КП включаются в вербальный текст ритуала, в котором происходит актуализация "своего" и "чужого". Во время свадебного обряда, если жених или невеста были родом из другой деревни, то противоположная сторона (партия) называлась посредством метонимического переноса на нее коллективного прозвища: "Я замуж выходила, мне говорят: "Ну, ты за жжёные оглобли, за жжёные оглобли <выходишь>..."". Жжёные оглобли - наименование каргопол.
Речевые жанры фольклора в исследуемом нами сегменте традиционной культуры тесно переплетаются с повествовательными. О жителях села Варзуги (Терек.) сложена пословица: "Фараон на колесници - варзужанин на поезднице" (Меркурьев, с. 26). В процессе коммуникации постоянно происходит расширение дискурса: прозвищное изречение переходит в повествование. Объяснение к пословице заключается в приведенном ниже устном рассказе.
Кто-то из приезжих увидел, что лодки варзужан, ловивших сёмгу, идут друг за другом. Между первыми двумя лодками была протянута сеть, остальные шли поездом, друг за другом. Так и возникло выражение: "Варзужанин на поезднице - фараон на колеснице". (М.Л. Нахшина, 1980)
Этот нарратив, как и подобные ему, выступает в роли метатекста (текста в тексте) и является проявлением народного самосознания.
Карьепольски - шти, а мы немнюжска опара, потому что лёд понесёт, он грязный. Ведь ездят на лошадях-то. Вот и говорят: "Понесло не-мнюжску опару". Немнюгау нас река-то.
<-А почему шти?>
Да, карьепольски шти, на ночлег пусти. А бабушка Татьяна всё говорила, что у них стояли, когда возили навагу через Яампожню. (В.О. Козаринова, 1924)
Текст, инициирован собирателем. В нем содержится описание типовых ситуаций произнесения стереотипных выражений, относящихся к двум местным сообществам, проживающим в деревнях Немнюге (Понесло немнюжску опару) и в Карьеполье (Карьепольски шти, ночевать пусти!). Паремии функционируют в определенной ситуации. Первый текст произносился во время ледохода (деревня Карьеполье расположена в среднем течении Кулоя, река Немнюга является его притоком и находится выше по течению), вторая, - когда санный обоз с рыбой, двигающийся из Мезени в Архангельск, останавливался на ночевку в Карьеполье, находившееся как раз посередине пути. Подобные нарративы содержат в себе метареплики: Так и возникло выражение. Вот и говорят. К дискурсивным особенностям текста относится ссылка на старших родственников: бабушка Татьяна всё говорила и пр.
На синтагматическом уровне прозвищные паремии - это набор различных текстов, который может наращиваться до бесконечности. На парадиг матическом - они состоят из набора вариантов (большего или меньшего), используемых в одной структурно-синтагматической позиции.
Источники пополнения исследуемого паремиологического фонда могут быть самыми разнообразными. Любое отклонение от нормы порождает прозвищную паремию. Любое нестандартное словоупотребление (отклонение от узуса) переходит в присловье. Как и весь прозвищный фольклор, присловья делятся на эндонимичные и экзонимичные тексты. Эндонимичные изречения содержат в себе уважение к местному сообществу, которому придается более высокая оценочность, чем соседним: Моша, Моша (Нян.) - госпожа хороша (И. Бутышкина, 1983); Веркольцы-ельцы (Пин.) - кушко-палы-молодцы (Г.М. Кокорина, 1948); Олонцы - добры молодцы (Даль, т. 2, с. 32). Среди речевых жанров доминируют экзонимичные. Во фразеологии и в речевом фольклоре коннотативный аспект преобладает над денотативным. Коннотативным свойством прозвищных паремий является установка на оскорбление. Прозвища содержат элементы пародии, балагурства, они передают довольно сложную гамму чувств: от опасения - Город Архангельской, а народ в ём дьявольской (Подвысоцкий, с. 34; Зеленин, с. 57), до пренебрежения - Пинега, Мезень - толст'а селезень (Подвысоцкий, с. 122), такую характеристику получили женщины двух соседних регионов из-за своей полноты.
В речевых жанрах и фразеологии неявно присутствуют нарративы. Изречение - намек на какое-нибудь событие, имеющее свой сюжет. Во многих паремиях, распространенных в Карелии, отразились реминисценции анекдота о заонежанах-тесшяи/ш/шх. В словаре Г.И. Куликовского опубликован шуточный вопрос, содержащий насмешку над "обывателями Заонежья": А щё ли тяста подворотить? (Куликовский, с. 2). В 1980-е годы Л.П. Михайлова записала дразнилку, обращенную к жителям Прионежского района Карелии: Онисим, иди толоконця помисим! Онуфрия, иди толокна исть! (Михайлова, с. 72-73).
Существуют замкнутые и незамкнутые изречения . Полностью клишированные предложения являются замкнутыми, к незамкнутым относятся паремии, содержащие переменные члены. Пословица содержит в себе суждение, в форме замкнутого клише. Поговорка - элемент суждения, незамкнутая форма клише19. На двухсторонний характер процесса, связанного с наименованиями и текстами, обратили внимание Е.Л. Березович, И.А. Разумова20 др. Фольклор способен инициировать появление ЛГП и, наоборот, ЛГП могут инициировать появление текстов. В речи может происходить "размыкание" (термин П.А. Клубкова) ЛГП номинатива: "Где мамоны (г. Няндома) - там раздоры", "Если ты не мамон, ходить тебе век с синяком" (Г.И. Маркова, 1960). Присловье - стереотип, реализующийся в речевом контексте. Прозвище болтливый соломбалец (Солом бала - м-н города Архангельска) "размыкается" приметой: "Если соломбалец-значит болтливый" (А. Борисова, 1980).
Паремии передают стереотипизированные представления. Многие из них строятся на основе метафор, через которые концептуализируются различные понятия. Когнитивная сила пословиц проявляется в метафорических преобразованиях. Метафора, содержащаяся в паремии, в процессе коммуникации актуализируется и активизируется. Т.С. Зевахина назвала ее "живой" ". Анализ прозвищных изречений позволяет выявить аксиологию локальных микрогрупп, создать их обобщенный портрет. Они дают возможность установить ценностные приоритеты сообществ. Паремии содержат в себе информацию не только о народной аксиологии, но и об "антиценностях", что является весьма актуальным для прозвищного речевого дискурса. Нами выделено несколько топиков (групп текстов, имеющих общую тему), содержащих конкретные ключевые слова и паремии, обладающие высокой частотностью, последние выполняют в топиках ту же роль, что и ключевые слова.
Первый топик образуют тексты, в которых ключевыми словами являются столичные градонимы: "Москва", "Петербург" / "Питер", "Вологда" (в современном дискурсе - "Париж"), а также такие сравнения, как "кусочек", "уголок" / "уголочек" и др. Пословицы и поговорки с упоминанием населенных пунктов можно обозначить как "топонимические". В сравнениях селения со столичными городами используется метафорический перенос с названия города/ойконима на его жителей. Изречения, где свое селение сравнивается с одним из столичных центров, образуют парадигмы.
Наибольшее распространение в выделенном топике имеет мотив "престижного" метафорического сравнения деревни с частью I уголком Москвы или Петербурга: "Борок (Холм.) - Москвы уголок, Питеру - отрывок"; "Поной-городок (Лавоз.) -Москвы уголок" (Меркулов, ППП, с. 13). Иногда в них встречается полное метафорическое замещение деревни / города образом Москвы: "Вятка-вторая Москва" (Серебренников, с. 176-177).
Реже местное сообщество сравнивается с Вологдой. "Жердь - Москва, Кильца - Вологда (д. Жердь, Кильца, Мез.)" (А.С. Падрухина, 1913). Метафорическое уподобление деревень Вологде, вероятно, восходит к тому историческому периоду, когда Иван Грозный хотел сделать Вологду столицей государства Российского. К современному речевому дискурсу относятся пословицы: "Котлас - маленький Париж" (О.В. Матвеева, 1961); "Онега-маленький Париж" (М. Ласая, 1981).
Как показало наше исследование, в каждом уезде/районе есть свой Москвы уголок. Приравнивание селения Москве (ее уголку) содержит в себе оппозицию периферии / центра. Соотнесение сел со столичными городами расширяло границы внешнего мира и приближало, по народным представлениям, сельский микроколлектив к городской культуре. Эту же роль выполняло сравнение местного сообщества с иностранным государством, иногда соседним: "Онежана - те же норвежана" (Д.А. Елегонская, 1986).
Еще один мотив в исследуемом нами топике прозвищной словесности заключается в том, что населенный пункт находится под одной буквой (литерой) со столицей: "Пинега с Питером под одним литером" (Подвысоцкий, с. 122). Высокую оценочность также имеет сравнение деревень, находящихся на побережье Белого моря, с городом-портом: "Койда, Майда и Ручьи (Мез.) - три портовых города" (Д.С. Малыгина, 1986). Все три деревни (Койда, Майда, Ручьи) расположены на Зимнем берегу Белого моря. К этому же топику относятся пословицы, в которых гиперболизируется слава деревни: "Койда (Мез.) три года одной славой проживет" (С.Л. Матвеева, 1922).
Фольклорное слово реализует семиотическую оппозицию. В качестве оппозита к "престижным" сравнениям-самоназваниям населенного пункта, выступают пародийные сравнения местных сообществ с иностранными государствами, в которых комичность такого сопоставления подчеркивается особенностями речевого поведения микрогруппы: "Онежане - те же норвежане, только нарецие не то" {Меркурьев, ППП, с. 13).
Подобные стереотипные выражения подчеркивает внутреннюю несостоятельность локальной группы, так как у жителей деревни оказывается не то наречие по сравнению с норвежцами или англичанами: "Нюхцяне (Белом.) - те же англицяне, только нарецце друго" (Меркурьев, ППП). Комизм ситуации при сравнении сельского / городского коллектива с другой страной может возникать из-за того, что в деревне / пригороде оказывается больше грязи, чем заграницей: "Бакарица - та же заграница, только дома пониже, да грязь пожиже" (Н.В. Смирнова, 1949). Подобные изречения относятся к сфере экзонимических характеристик.
В топике преобладают автореферентные паремии, характеризующие "свое" сообщество. Они отличаются высокой положительной оценочностью. Они - явление локальной идентичности, свидетельствующей о центристском значении Москвы и других упоминаемых городов в народном сознании.
Второй выделенный нами топик составляют речевые жанры и устойчивые выражения, передающие особенности речи местных сообществ. Традиционно передразниванию подвергается цоканье: "Сорочане (Белом.) - англичане, только наречие на це" (Меркулов, ППП, с. 13) и чоканье: "У Котельнича три мелъничи" (Вят., Вят. фол., с. 13). Смягчение согласного и ударение на первом слоге передается в аподиктическом утверждении: "Наша олонця, добра молодця; не рветци, не поритци, а тридцать пирогов с пирогом съист" (Куликовский, с. 71).
Н.Д. Арутюнова отмечает, что при повторении слов собеседника реплика превращается в клише. Некоторые слова и высказывания становились клишированными текстами, понятными только местным группам. Из-за употребления слова "туе" карел приветстовали: "Туе едет"; "Туе наголо -Сперово село" (Куликовский, с. 123); в соседних с Пинежским районом в клише превратилась любимая фраза пинежан: "Я робила порато и стану еще порате" (В.Н. Рухлов, 1960), что означает "Я работала хорошо и буду еще лучше". Клише становились выражения местных сообществ, передающие их привычки и пищевые пристрастия. Одновременно такие паремии могли имитировать особенности речи микрогрупп: "Кол-я-я, дав-а-ай поедим каши-и-и!" (Г.В. Большакова, 1940) - дразнили жителей деревни Василево (Верхн.) в соседней Тиневой, растягивая, как они, гласные звуки. Сами исполнители в беседе пытаются объяснить подобные выражения и самостоятельно выделить фонетические особенности, легшие в основу присловья:
Про Онегу говорят: "Онега - та же Норвега, да только говоря не та". Так и говорят "говоря не та" - онежана-то окают. (Л.И. Пастухова, 1935)
Изречения, образующие второй топик, - это речевые стереотипы (клише), включенные в контекст чужой речи, и пословицы, высмеивающие особенности речи местных сообществ. Клише вносят дополнительный смысл. Они передают представления об ограниченности и глупости соседей.
В корпусе прозвищных микрожанров нами выделен поведенческий топик.Его образуют паремии, раскрывающие этнопсихологические стереотипы соседних сообществ. Они эксплицируют поведенческие и морально-нравственные ценности и "антиценности" микрогрупп. Ключевые слова топика: воры/хайдуки, глупый/глупые, пьяный/пьяные и пр.
Структура локального стереотипа поведения проявляется в системе отношений, отражающих различные связи социумов. Паремии заключают в себе сентенцию. К разряду народных "антиценностей" относится воровство местных групп: "В Кавкале (Прим.) - девяносто девять дворов и сто двадцать воров" / "Деревня Одиночка (Прим.) - сорок дворов, сорок воров" (У.Е. Данилова, 1917); их назойливость: "Елец - не рыба, и вер-кольцы (д. Веркола, Пин.) - не гости" (М.П. Богданова, 1966). КП констатируют агрессивность местных сообществ: "Пришел мамон (Нян.) - не лезь на рожон" (В.Я. Сучилова, 1917). Так в Плесецком районе говорили о жителях соседнего Няндомского района. Пьянство - один из ярких поведенческих стереотипов, нашедших отражение в восприятии соседей: "Пьяная Грязовица (Вол.) - семь кабаков и одна церковь" (Дилакторский, 1894); "В Толще (Онеж.) - тоска да пьяницы" (М. Ласая, 1981).
Скупость и жадность пинежан передает поговорка: "Пинежский мужик прижимистый" (Я. Кузнецова, 1982). В прозвищном речевом дискурсе неприятие вызывает скрытность соседних сообществ, граничащая с хитростью: "Что у кильчанина на уме (д. Кильца, Мез.) - никогда не на языке" (Ю. Герасимова, 1980); лень и нежелание зарабатывать средства физическим трудом: "Товряне (Холм.) дома углы подпирают, кнутом деньги наживают" (Подвысоцкий, с. 172). Пословица возникла потому, что жители деревни неохотно отлучались из дома (в связи с развившимся в XIX веке отходничеством) и предпочитали зарабатывать деньги в качестве ямщиков. Одновременно она может быть отнесена к следующему выделеному нами топику - профессиональному.
Кинесика местных групп, свидетельствующая об их психологических особенностях, может давать толчок к образованию различного рода изречений. Поговорка "Разворачиваться как пинежский пароход" (Л.П. Пуляева, 1934) возникла в результате метонимического переноса черт местного сообщества (медлительности) на пароход, курсировавший между Пинегой и Архангельском. Кроме того, поговорка имела ситуативный контекст: приставая к берегу, пароход очень долго разворачивался. В дальнейшем она уже путем метафорического переноса стала использоваться жителями города Архангельска по отношению к медлительному, "заторможенному" человеку.
Традиционные представления о глупости соседей передает поговорка "Глупая Шуньга (Медв.) всё купит" (В.А. Агапитов, 1954). Ее культурный контекст связывается с ярмарками, проходившими в Заонежье, и высказыванием, приписываемым народной традицией одному из местных купцов.
Одно и то же присловье при изменении одного из слов или звуков может находиться в различных топиках. В речевых жанрах пародируется ритуализованная лексика. Образ молодца в народной культуре наделялся высокими брачными возможностями, которые, по традиционным представлениям, проявлялись в повышенной агрессивности, но олонецкие молодцы не дерутся, а страдают от обжорства. "Наши олонца - добра молодца: не бьются, не дерутся, а кто больше съест, тот и молодец" (Куликовский, с. 71). Обжорством в традиционной культуре наделяются представители "чужого" мира. Стереотипные выражения передают очевидное различие в восприятии "своего" и "чужого" в народном сознании. "Свое" всегда воспринимается положительно, "чужое" вызывает опасение, его представители наделяются различного рода аномалиями.
Таким образом, сферу народных "антиценностей", носителями которой являются представители различных микрогрупп, составляют следующие поведенческие стереотипы: воровство, пьянство, назойливость, хитрость (необязательность), агрессивность, глупость, обжорство. В меньшей степени в прозвищных паремиях представлена народная аксиология. К ее сфере относилось острословие, считающееся проявлением ума: "Кола (Мурм.) - крюк, а народ ея - уда, что слова, то и зазубра" (Подвысоцкий, с. 68).
Четвертый топик составляют паремии, образованные от профессиональных занятий микрогрупп. Его ключевые слова: боги/не боги, хлеб и пр. В народной среде высоко ценился профессионализм местных групп: "Не боги горшки обваривают - те же куростровцы (д. Куростров, Холм.)" (Ефименко, с. 247; Подвысоцкий, с. 79) / "Не боги горшки обжигают - те же тимощёлы (д. Тимощелье, Мез.)" (А.С. Падрухина, 1913). Пословица была распространена по всей Архангельской губернии / области (встречается в Онежском районе и др.). Она содержит в себе оценку профессиональных навыков местных сообществ, занимающихся гончарным промыслом, имевшим широкое распространение по всему Северу. Сравнение сообщества с богами можно возвести к универсальному мотиву "демиург-ремесленник".
Пословицы отражают занятия рыболовством микрогрупп, проживающих по побережьям северных озер и Белого моря. "Андозёра-хайдуки (Онеж.) - нет ни хлеба, ни воды" (Подвысоцкий, с. 2); "Лапинчане-черлаки (Кар.) - нет ни хлеба, ни муки" (Михайлова, с. 74). Отсутствие хлебопашества было нетипичным даже для северных уездов и воспринималось как проявление лени, нежелания трудиться. В словаре В.И. Даля хайдук - вор, буян, грабитель (Даль, ТСЖВЯ, т. 4, с. 525). Хлеб входил в систему ценностей сообществ, проживающих и на Крайнем Севере. К антиценностям, репрезентируемым паремиями, относится низкий уровень профессионализма: "Церепаны-подлецы (г. Череповецк) - шьют худые сапоги" (Соколовы, с. 321).
Проведенный анализ показывает, что существует паремиологический прозвищный дискурс. Фольклорные тексты, содержащие ЛГП, являются "сниженной" версией дуалистической народной культуры. Паремии относятся к области фольклора и языка. Как явление языка - они знаки ситуаций, как фольклорные жанры - модели. Прозвищные изречения могут быть двух видов. В одних манифестируется ЛГП, в других - заключаются характеристики и оценки локальных микрогрупп.
Присловья произносятся в различных типовых ситуациях, носят ритуализованный характер. Они относятся к сфере бытового этикетного поведения. В исследовании выделены различные инициирующие их моменты (интенция высказывания). Это различные встречи (в современной тради ции в транспорте), приезд / появление в чужой деревне, драки, ссоры, свадьбы и т. д.
Прозвищные изречения обладают интегративной функцией, функцией размежевания микрогрупп (особенно сильно эта функция выражена у дразнилок), фатической (функцией восприятия) - паремии адресуются собеседнику, негативно-коммуникативной (например, шуточные вопросы, инвективы) и др. Одной из их основных функций является конатативная (регулятивная). В статье сделан вывод о том, что в исследуемых изречениях главное внимание уделяется не информациии, а иллокутивному воздействию на адресата.
Прозвищные паремии употребляются в контексте речи, поэтому они тесно переплетаются с повествовательными жанрами фольклора. Они нарратизируются в анекдотах и преданиях. Для них более предпочтителен дискурсивный анализ. В паре миологическом дискурсе реализуются типичные для всего прозвищного фольклора когнитивные стереотипы.
В речевом прозвищном дискурсе нами выделено четыре топика, каждый из которых имеет свои ключевые слова и частотные паремии. Многие из ключевых слов являются метафорами. Метафора, как указывают составители "Краткого словаря когнитивных терминов", "видение одного предмета через другой"". Анализ топиков позволяет сделать выводы о том, что коммуникативно-когнитивные стереотипы местных сообществ проявлялись в метафорических сравнениях населенного пункта с одним из столичных городов или другой страной, имевшими высокую положительную оценочность. Низкая оценочность находила выражении в пародировании речевого поведения локальных микрогрупп. С этой целью использовались различного рода клише. Нами выявлена сфера народных "антиценностей" (пянство, глупость, воровство и др.), в прозвищном речевом дискурсе она оказалась преобладающей по сравнению с областью народной аксиологии. Это объясняется тем, что прозвищная культура является сниженной версией народной культуры. Выделение топика, содержащего изречения о профессиональных занятиях микрогрупп и оценку степени овладения ими, позволило сделать вывод о том, что локальные паремии содержат те же ментальные стереотипы, что и общерусские.
Условные сокращения
Агапитов - Агапитов В.Л. Святая салма. Петрозаводск, 1998.
Арх-ск - г. Архангельск
Арх. - Архангельская губерния / область
Белом. - Беломорский район Карелии
Вашк. - Вашкинский район Вологодской области
Верхи. - Верхнетоемский район / уезд Архангельской области / губернии
Вол. - Вологодская губерния / область
Вят. - Вятская губерния / область
Вят. фол. - Вятский фольклор. Котельнич, 1998.
Даль - Даль В.И. Пословицы русского народа: В 3-х т. М: Русск. книга, 1993.
Даль, ТСЖВЯ - Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4-х т. М.: Издат. дом "Рипол классик", 2002.
Ефименко - Ефименко П.С. Материалы по этнографии русского населения Архангельской губернии // Труды ЭО ОЛЕАЭ. Кн. 5. Вып. 2. М., 1878.
Зеленин, 1904 - Зеленин Д.К. Отчет о диалектологической поездке в Вятскую губернию // Сб. ОРЯС. СПб., 1904. Т. 76. № 2. С. 1-189.
Зеленин, НП - Зеленин Д.К. Народные присловья и анекдоты о русских жителях Вятской губернии (Этнографический и историко-литературный очерк) /I Зеленин Д.К. Избранные труды. Статьи по духовной культуре (1901-1913). М.: Индрик, 1994. С. 59-104.
Зеленин, НПОВ - Зеленин Д. К. Народные присловья о вятчанах // Приложение к Вятским губ. вед. 1903. 4 дек. № 143. С. 2-3.
Зеленин, Путеводитель - Зеленин Д.К. Кама и Вятка. Путеводитель и этнографическое описание Прикамского края. Юрьев, 1904.
Кар. - Карелия
Куликовский - Словарь областного Олонецкого наречия в его бытовом и этнографическом применении / Собр. на месте и сост. Г.И. Куликовским. СПб., 1898.
Лавоз. - Лавозерский район Мурманской области
Меда. - Медвежьегорский район Карелии
Мез. - Мезенский район / уезд Архангельской области/губернии
Меркурьев - Меркурьев И.С. Живая речь Кольских поморов. Мурманск, 1979.
Меркурьев, ППП - Мерк\>ръев И.С. Пословицы и поговорки Поморья. СПб.. 1997.
Михайлова - Михайлова Л.П. Фараоны, девятые люди и другие жители Карелии // Родные сердцу имена (Ономастика Карелии). Петрозаводск, 1993. С. 69-76.
М-н - микрорайон
Мурм. - Мурманская область
Новг. - Новгородская губерния/область
Нян. - Няндомский район Архангельской области
Обл. - область
Олон. - Олонецкая губерния
Онеж. - Онежский уезд / район Архангельской области / губернии
Пин. - Пинежский уезд / район Архангельской области / губернии
Плес. - Плесепкий район Архангельской области
Подвысоцкий - Подвысоцкий А.Н. Словарь Архангельского областного наречия в его бытовом и этнографическом применении. СПб., 1885.
Прим. - Приморский район
С. - село
Серебренников - Серебренников В.Н. О народных присловьях // Пермский краеведческий выпуск. Пермь, 1926. Вып. 2. С. 176-177.
Ст. Русса - г. Старая Русса
Терек. - Терский район Мурманской области
Холм. - Холмогорский уезд / район Архангельской области / губернии
Шен. - Шенкурский уезд / район Архангельской области / губернии
Примечания
1 Пермяков Г.Л. К вопросу о структуре иаремиологического фонда // Типологические исследования по фольклору: Сб. ст. памяти В.Я. Проппа (1895-1970). М.: Гл. ред. вост. Лит., 1975. С. 258.
2 Левинтон Г.А. К вопросу о "малых" фольклорных жанрах: их функции. Их связь с ритуалом // Этнолингвистика текста: Семантика малых форм фольклора. М., 1988. С. 148-152.
3 Пермяков Г.Л. Указ. соч. С. 250.
4.Фелицына В.П., Прохоров Ю.Е. Русские пословицы, поговорки и крылатые выражения: Лингвострановедческий словарь. 2-е изд., испр. и доп. М.: Рус. яз., 1988. Витковска Ф. Взаимодействие языковой формы и содержания в русской паремиологии: Автореф. ... канд. филол. наук. Минск, 1986; Николаева Т.М. Загадка и пословица // Исследования в области балто-славянекой духовной культуры. Загадка как текст. 1. М.: Индрик, 1994; Савенкова Л.Б. Русская паремиология: семантический и лингвокультурологический аспекты. Ростов-н/Д, 2002; Сидоркова Г.Л. Прагматика паремий: пословицы и поговорки как речевые действия. Краснодар, 1999; Зевахина Т.С. Паремиологические единицы в дунганском и китайском языках: параметризация, эксперимент, базы данных, сознание, коммуникация: Сб. ст. М.: МАКСПресс, 2002. Вып. 21. С. 70-90.
6 Малые жанры русского фольклора. Пословицы. Поговорки. Загадки: Хрестоматия / Сост. В.Н. Морохин. М.: Высш. шк, 1979.
7 Виноградова Л.Н. Отражение древнеславянских мифологических представлений в "малых" формах // История, культура, этнография и фольклор славянских народов: Мат. X Междунар. съезда славистов. М.: Паука, 1988. С. 277-288.
8 Левинтон Г.А. Указ. соч. С. 148.
9 Разумова И.А. Клише // Восточнославянский фольклор: Свод научной и народной терминологии. Минск, 1993. С. 114. В отличие от паремии, термин "клише" до сих пор не имеет четкой опреденности.
10 Якобсон P.O. Лингвистика и поэтика // Структурализм: "за" и "против". М.: Прогресс, 1975. С. 203. 11 Degh, Linda 2000: Traditionalizing in Scotland. Maria Vasenkari & al. (eds.), Telling, Remembering, Interpreting, Guessing a festschrift for prof. Annikki Kaivola-Bregenh0j on her 60th birthday 1st February 1999. Kultaneito III Scripta Aboensa 1, Studies in Folkloristics. Joensuu: Suomen Kansantietouden Tutkijain Seura: 30-38.
12 Левин Ю.И. Провербиальное пространство // Паремиологические исследования. М., 1984; Николаева Т.М. Указ. соч. С. 143-194.
13 Николаева Т.М. Указ. соч. С. 166-167.
14 Сидоркова Г.Л. Указ. соч. С. 10.
15 Там же.
16 Пермяков Г.Л. Указ. соч. С. 250.
Информация получена в 2004 г. от Л.П. Хромцовой д. Городецк, Сурский с/с, Пинежский р-н, 1957.
18 Пермяков Г.Л. От поговорки до сказки: Заметки по общей теории клише. М., 1970. С. 9 (Исследования по фольклору и мифологии Востока).
19 Пазяк М.М. Пословица // Восточнославянский фольклор: Свод научной и народной терминологии. Минск, 1993. С. 266; Пазяк М.М. Указ. соч. С. 259.
20 Березович Е.Л. Русский фольклор через призму топонимии // Традиционная культура финно-угров и соседних народов: Проблемы комплексного изучения: Тез. докл. междунар. симпозиума, Петрозаводск, 9-12 февраля 1997. Петрозаводск, 1997. С. 73-76; Разумова И.А. Несказочная проза провинциального города // Современный городской фольклор / Отв. ред. С.Ю. Неклюдов. М., 2003. С. 546.
21 Клубков П.А. "Языковые игры" и малые жанры городского фольклора // Современный городской фольклор. М., 2003. С. 658.
22 Зевахина Т.С. Метафора мертвая и метафора живая. Экспериментальный подход к паремиологиии дунганского и китайского языков // ming@philol.msu.ru
23 Арутюнова Н.Д. Диалогическая цитация (к проблеме чужой речи) // Вопросы языкознания. 1986. № 1.
24 Когнитивная метафора: Краткий словарь когнитивных терминов / Сост. Е.С. Кубрикова, В.З. Демьянков, Ю.Г. Панкрац, Л.Г.Лузина. М.: Изд-во МГУ, 1997. С. 55.
1999-2006 © Лаборатория фольклора ПГУ
2006-2024 © Центр изучения традиционной культуры Европейского Севера
Копирование и использование материалов сайта без согласия правообладателя - нарушение закона об авторском праве!
© Дранникова Наталья Васильевна. Руководитель проекта
© Меньшиков Андрей Александрович. Разработка и поддержка сайта
© Меньшиков Сергей Александрович. Поддержка сайта
Контакты:
Россия, г. Архангельск,
ул. Смольный Буян, д. 7
(7-й учебный корпус САФУ),
аудит. 203
"Центр изучения традиционной культуры Европейского Севера"
(Лаборатория фольклора). folk@narfu.ru
E-mail:n.drannikova@narfu.ru
Сайт размещен в сети при поддержке Российского фонда фундаментальных исследований. Проекты № 99-07-90332 и № 01-07-90228
и Гранта Президента Российской Федерации для поддержки творческих проектов общенационального значения в области культуры и искусства.
Руководитель проектов
Н.В. Дранникова
