Центр изучения традиционной культуры Европейского Севера С(А)ФУ

ПУБЛИКАЦИИ / «Русское» и его символы в «локальном тексте» города Мурома

М.В. Ахметова

«Русское» и его символы в «локальном тексте» города Мурома

Исследования В.Н. Топорова о «петербургском тексте»[1] инспирировали интерес ученых-гуманитариев к «локальным текстам» русской культуры. За последние два десятилетия вышло множество исследований, в том числе сборников статей, посвященных «локальным текстам» и «локальным мифам»[2]. В рамках данного направления исследуются культурные тексты (от литературных произведений и устных рассказов до специфических локальных топосов и речевых клише), с помощью которых конструируются история, культура и мифология того или иного локуса.

В данной статье я обращаюсь к культурной мифологии г. Мурома, однако предметом моего внимания будет не весь муромский «локальный текст» в его совокупности, а лишь те его аспекты, которые связаны с семантическим полем «русское»[3]. Для Мурома этот выбор вполне релевантен: как представляется, исключительная важности и значимость «русской» символики для муромской мифологии обусловлена историей этого города. Вообще исторические события, связанные с возникновением того или иного города, иногда живо осмысливаются его «локальным текстом» (например, «петербургский текст» невозможен без образа Петра I и формулы город, построенный на болоте). Для мифологии города Мурома определяющим стал его возраст (Муром впервые упоминается в летописи в 862 г.). Основными признаками Мурома в «локальном тексте» становятся следующие: это город русский, древний (старый, старинный), православный,былинный. Как показывают интервью с муромлянами[4], первый признак (русский) семантически объединяет остальные, тем самым становясь главным топосом муромского «локального текста».

Для муромлян русскость в определенном смысле синонимична древности. Примечательны в этом смысле ответы на вопрос: «считаете ли вы Муром европейским городом?» — для многих муромлян главным отрицательным аргументом был именно возраст города[5]:

[Как вы думаете, Муром город европейский?] А как я могу вам на это сказать? Ну а какой же это город Муром? Он древний город. Русский город [1].

И наоборот: возраст города подтверждает его «русскость»:

Русский город. Ну конечно. [А в чем его русскость?] Больше тыщи лет Мурому. Тыщу сто сорок лет, что ль. Раньше в писаниях про Муром... Раньше, наверно, Москвы <...> [А в каком писании?] В церковном, это, писании [2].

Древность Мурома является несомненным предметом гордости его жителей:

Это <...> один из древнейших городов России. Руси. Это первоначально. Ну мы своим городом гордимся [3].

Уточнение информанта, поправившего «Россию» на «Русь», не случайно: слово Русь подразумевает отсылку к «древней», «изначальной» истории. Вообще в рассуждениях муромлян о родном городе распространен мотив постоянного соприкосновения с историей:

Это все-таки город русский. Русский. Потому что вот... ну вы пройдете, осмотритесь, и вы увидите, наверное, центр города вот, эти маленькие небольшие здания, скверики, церкви-соборы — это всё русское. Поэтому вот... даже увидите вы здания на улице Московская, здания XIX века, купеческие дома у нас здесь есть очень старые. А вот чуть отойти с центральной улицы пройти на Коммунистическую — там вообще старые такие особнячки, и попадаешь в XIX век. Идешь по улице XIX века. Если исключаешь, что у тебя там асфальтовые покрытия, а не булыжник [4].

А вы знаете, вот столько церквей, храмов отреставрировали, и вот на праздники вот знаете — колокольный звон, вот я здесь сижу — так заливается колокольный звон, и вот такое впечатление, что вот эти вот купчихи там идут вот нарядные в церковь, как вот раньше семьями ходили, то есть веет старина... [5].

Обилие в городе архитектурных памятников — церквей и монастырей, помноженное на «русскость», рождает восприятие Мурома как города церковного, православного. Часто это выражается через призму отношения к православию как историко-культурному наследию:

...Всё-таки я считаю, что определенные традиции именно вот наши — это русские, православные, вот это вот <...> Даже вот понимаете, где-то находишься в городе, и звон колоколов слышишь. Вот это вот напоминает вот эту старину, и как-то всегда я... ну бывают воспоминания еще. История тоже, да? [6].

Однако нередко от церквей как исторических памятников рассказчики переходят к их духовному аспекту, описывая их как святыни, освящающие город:

Хоть и город маленький, а 4 действующих монастыря. Два мужских и два женских. Поэтому я и туристам говорю: «Вы только не удивляйтесь, когда вы будете гулять по улицам города, и вдруг там монах, или монахиня, или какой-нибудь там батюшка». У нас ведь в порядке вещей всё это так воспринимается, нормально. Вот. Так что не удивляйтесь. Город-то у нас истинно христианский. Поэтому вера у нас в Бога большая, и мы живем с этой верой [7]

Я читала заметку, в 1836 что ль году... было, в Муроме было 36 храмов, а население — 5000. И на такой город, вот это первоначально, конечно, он был... столько было это самое... вот храмов. И сейчас у нас очень много храмов вот, и восстанавливают, потом у нас мощи ведь лежат. Святых Петра и Февронии <...> Они — святые здесь муромские наши. Вот. Потом [князья] Константин, Михаил и Фёдор — тоже мощи лежат. Да, теперь вот Ильи Муромца у нас мощи лежат. Это не в каждом городе есть. Это вообще-то редко [8].

Среди муромских святых особенно известны и почитаемы благоверные князь Петр и княгиня Феврония, ассоциируемые с героями древнерусской Повести XV в.; их мощи покоятся в Свято-Троицком женском монастыре. Представление о них как о покровителях любви и семейного счастья транслируется не только через церковный, но и через краеведческий и туристический текст.

Обладание мощами Петра и Февронии служит для утверждения «русскости» Мурома не только через значения церковное, православное. То, что Петр и Феврония — святые муромские, позволяет этому городу претендовать на особую значимость, выделяющую его среди других русских городов в противостоянии западному миру. Речь идет о противостоянии западному празднику — Дню святого Валентина (14 февраля), который консервативно настроенные круги в России предлагают вытеснить днем Петра и Февронии (8 июля). Вообще идея, что день Петра и Февронии является «русским днем влюбленных», происходит вовсе не из Мурома, а из центральной периодики середины 1990-х гг.[6], в начале 2000-х гг. она активно поддерживается частью православного духовенства. Разумеется, эта идея нашла у муромлян отклик, и в 2003 г. было подано прошение в Москву об установлении общероссийского праздника 8 июля:

Наша муромская администрация выступала с инициативой... в Москву, кстати, обращались о том, чтобы сделать день влюбленных 8 июля. В честь Петра и Февронии. Потому что они являются образцами святой... святой русской семьи <...> И мы, муромцы, гордились, вдруг 8 июля объявят день влюбленных? Ведь у нас должен быть свой, русский праздник [4][7].

Прошение не было поддержано[8], однако муромские педагоги считают своим долгом донести до школьников (это основная аудитория Дня святого Валентина) важность русского «аналога» этого праздника:

...Когда дети у нас очень хотят, старшеклассники, праздновать 14 февраля, день всех влюбленных, мы обязательно им говорим: «Ребята, вы не забывайте о том, что 8 июля — это русский праздник влюбленных» [9].

Наконец, еще одним мотивом муромского «локального текста», опосредованно отсылающим к «русскости», является связь Мурома с русским фольклором. Вряд ли будет ошибкой сказать, что место Мурома в культурном ландшафте России во многом обусловлено тем, что этот город и близлежащее село Карачарово упоминаются в былинах о богатыре Илье Муромце: большинство узнало об этом городе в школьном возрасте из фольклорных текстов и их переложений в учебниках и хрестоматиях. Многие муромляне в ответ на вопрос: «Чем знаменит ваш город?» называли заимствованные из былин, русские народных и авторских песен символы, входящие в общерусский культурный фонд и отсылающие к фольклорным и квазифольклорным образам — Илья Муромец, муромская дорожка, три сосны, муромские разбойники, (страшные) муромские леса[9]. При этом муромляне (кстати, по более старой, но популярной и сейчас версии патронима — также муромцы), независимо от их возраста, пола, образовательного уровня и конфессиональности, при ответе на этот вопрос наиболее часто отмечали, что Муром — «родина Ильи Муромца». Особая причастность Мурома к образу богатыря поддерживается еще и тем, что полуофициально считается, что в с. Карачарово (с 1990-х годов включено в черту Мурома) живут его потомки[10].

Былинный богатырь занимает важное место в муромском «локальном тексте» на официальном уровне. По свидетельству О. А. Суховой, активное обращение к образу Ильи Муромца и вообще былинной и «богатырской» топике начинается в начале 1960-х годов, во время подготовки к празднованию 1100-летия города (таким образом, именно важнейший городской праздник послужил важным импульсом для популяризации городского символа): «Выпускались значки, сувениры, радиопродукция с изображением былинного образа. В местной газете “Муромский край” была занятная рубрика “Богатырской палицей”, где бичевались “отдельные недостатки” социалистического общества. Богатырскую символику было принято использовать в заводских и школьных стенгазетах. А на праздниках города вошло в традицию даже изображать Илью Муромца (эта традиция процветает и сегодня. — М. А.). Он выезжал на тяжеловозе в воинском облачении, естественно, с мечом и палицей. Позже, в 1970-х гг. изображения богатыря пытались ввести в украшение городской среды. Так, планировались вставки с былинными сюжетами на здании построенного в это время горкома (ныне здание администрации г. Мурома). Но это не удалось воплотить. Зато было осуществлено впечатляющее панно с изображением Ильи Муромца (автор муромский художник М. К. Лёвин) на здании нового тогда кинотеатра, построенного в 1974 г. <...> Тогда же у въезда в город был поставлен «Былинный камень» (скульптор С. Н. Николаев, архитектор Н. А. Беспалов)»[11].

Поэтому совершенно не случайно, что важнейшим признаком Мурома становится былинный (ср. в стихах поэтессы Г. Г. Филатовой: «Былинный, древний Муром — // Князь русских городов»[12] (2004); «В нашем городе древнем, // В нашем крае былинном // Довелось нам учиться, // Работать и жить» (1987) и т.д. Отсылка к «русскому» через признак былинный происходит не только напрямую, как в первой из приведенных выше цитат, но и опосредованно: былина — жанр русского фольклора, Илья Муромец — защитник русской земли. К примеру, именно на этом муромские педагоги акцентируют внимание школьников, проходящих переложение былин:

...Здесь моя цель была, значит, не только рассказать им, как... об Илье Муромце как былинном богатыре, а вот именно об его о качествах, этого человека. Во-первых, что у него богатырское сердце, богатырское сердце доброе, очень доброе. Поэтому он совершал подвиги, что он защищал родное, русскую землю [4].

В последние годы произошло изменение восприятия образа Ильи Муромца благодаря активному распространению информации о том, что он является святым (действительно, в русских святцах существует преподобный Илия Муромец, монах Киево-Печерской лавры, канонизированный в XVII в.). В этом смысле ключевое значение сыграло то, что в 1999 г. в Муроме был воздвигнут памятник Илье Муромцу (скульптор В. М. Клыков, архитектор Н. А. Беспалов), образ которого совмещает черты воина и святого: богатырь изображен в шлеме, кольчуге и плаще, из-под кольчуги видна монашеская риза с епитрахилью, в правой руке он держит меч, в левой — крест[13]. В контексте данного исследования символичны три надписи, украшающие верхнюю и нижнюю части постамента памятника, в каждой из которых содержится отсылка к православию и русскости: «ВСТАНЬ ЗА ВЕРУ, РУССКАЯ ЗЕМЛЯ!», «РУСЬ! ХРАНИ ВЕРУ ПРАВОСЛАВНУЮ!» и «СВЯТОМУ ПРЕПОДОБНОМУ ИЛЬЕ МУРОМЦУ — ЗАЩИТНИКУ ЗЕМЛИ РУССКОЙ».

Изменения в восприятии образа Ильи Муромца затронули и школьную программу:

Если раньше мы все-таки акцент делали на былинах... <...> вот у нас сейчас ушла учительница на пенсию, она проводила очень интересную исследовательскую работу о былинах, связанных с Ильей Муромцем, потому что сюжетов очень-очень много различных... Вот. И... сейчас акцент делаем на том, что это был святой. Что Илья Муромец вот закончил свою жизнь в Киево-Печерской лавре [5].

Признаки древний, православный, былинный, объединенные семантическим полем «русское», транслируются через самые разные официальные тексты. Над одной из муромских улиц установлены растяжки, содержащие в числе прочих слоганы «Славься град старинный // муромский, былинный» и «Муром — колыбель русского православия»; по городу курсирует автобус с надписями «Славься древний Муром» и «Муром град святыня // наша вера в тебя велика», последняя фраза представляет собой строки из гимна города Мурома (слова А. Мельгунова, музыка А. Демина; утвержден в 2002 г.).

В текстах празднования дня города (через которые вообще актуализируются ключевые пункты городского текста) также происходит отсылка к этим символам. Приведу примеры из сценария официального открытия дня города Мурома в 2003 г., совпавшего с открытием II Съезда старейших городов России (авторы Н. Н. Горячев, В. М. Фомичева). Празднование начинается и заканчивается фонограммой колокольных звонов. В костюмированном представлении принимают участие русские богатыри — Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович. Ведущие программу артисты, произносят фразы: «Муром! Хранитель старины глубокой!»; «Муром! Одна из жемчужин древней Руси!»; «И по сей день стоит он словно Китеж-град, утопая в зелени дремучих муромских лесов и тенистых садов с церквами златоглавыми, монастырями белокаменными, с бесценными дарами национальных сокровищ!..» и т.д.

«Русскость» Мурома обыгрывается и его урбанонимами, многие из которых содержат национальные, исторические, фольклорные и квазифольклорные аллюзии (гостиницы «Русь» (с 2006 г. «Муром»), «Лада»; кафе и рестораны «Иван да Марья», «Теремок», «Жар-птица», «Сирин», «Славянское», «Княжеский двор»; торговый центр «Витязь» и т.д.). Муромляне читают заложенный в этих названиях message совершенно однозначно:

Вот знаете вот, вот это вот центр, улица Московская — старинный, как бы она старая осталась. Пусть у нас построено много современных домов, но остались как бы вот бывшие купеческие лавки, которые сейчас переделаны ну пусть в кафе там «Славянское» там, это как... «Мясная лавка», но ведь само название «лавка» уже говорит о том, что здесь вот э... жило муромское купечество, понимаете? <...> ...Даже вот ну в современных названиях мне кажется вот э... отражена вот, что город Муром старинный. Понимаете? Вот кафе «Славянское», название-то очень красивое. «Славянское», наши предки — славяне, звучит замечательно [5].

Несмотря на то что муромляне живут, ощущая соприкосновение с древней русской историей, многие из них мечтают о том, чтобы иметь в историческом центре или в с. Карачарово (того самого, упоминаемого в былинах) уголок возрожденной истории, наполненный всеми возможными «русскими» атрибутами. Ниже приведены два фрагмента интервью: в первом учительница рассказывает о проекте, предложенном ее учеником в творческой работе, написанной в «день краеведения»; второй текст представляет собой рассуждения многолетнего исполнителя роли Ильи Муромца на городских праздниках. И школьник, и пожилой человек чают практически одного и того же, за исключением того, что первый имеет в виду скорее культурный комплекс, а второй — туристический, поэтому в последнем тексте наряду с «русскими» символами — печью, щами, водкой и т.д. появляются и не вполне русские — шашлык и гольф:

1. ...В моем классе очень интересный был мальчик, и вот он придумал удивительный проект. Памятник Илье Муромцу и целый культурный комплекс <...> Маленькие коттеджи в русском стиле. Обязательно там колодец. Обязательно маленькая церквушечка в память муромского святого <...> Это должно было быть построено в селе Карачарово [4].

2. Я говорил — давайте сделаем музей-заповедник. Маленький. В Карачарове. Выберем место. Вот дома сносим, дом деревянный разобрали старый — принесли его в Карачарово. [повесить табличку:] «В этом доме жил Илья Муромец». И он оживет. Утварь, соху, борону, рожки там, телеги, сани, лошадь поставить, корову, бабушку там какую нанять, чтоб следила. Внутри большой этой хаты печку русскую. Стол огромный. Туристы приезжают, их сажают за стол... щи там традиционные русские с мослами, с костями, потом кашу, самогонки по чарке там, значит. Поели, попили. Мало того, значит, сзади какие-нибудь сделать там ну отдых, комнату отдыха, чтобы могли они там полежать, отдохнуть <...> ...Я говорил — давайте сделаем конюшни. Заведем лошадей. Ну штук 20. Ну 30. Лошади недорогие, кстати, щас. Вот. И делать, значит, конные походы. Ну, допустим, через мост. Раз и дубравы там, и дубы. Вот. Там они приезжают — уже ждут и шашлычки, туда-сюда. Они слезли с лошадей, помыли ручки, сели за стол им опять налили водочки русской. Шашлычков, салатику, ну там, в общем-то, поесть. Переели, перепили, на соломке, на травке, на сене повалялись... Кто поспал, кто чего хочет, кто в гольф играет — а наплевать. Всё, люди довольные садятся на лошадок и возвращаются опять у нас в гостиницу [7][14].

Здесь можно было бы поставить точку, если бы не специфическое обстоятельство, которое необходимо оговорить. Имя Мурому дало проживавшее в раннее Средневековье на берегах Оки и упомянутое в летописи финно-угорское племя муромб. Вполне естественно, что мурома входит в число исторических символов Мурома. Однако общее знание о том, что это племя финно-угорское (эта информация обязательно присутствует в начале любого краеведческого издания и даже в тексте к туристской карте) не получает развития в «локальном тексте». Судя по имеющемся в нашем распоряжении интервью, большинство муромлян ощущают себя не столько наследниками финно-угров, сколько русскими, славянами[15]. В «муромском мифе» важен лишь факт существования муромы, что она была; к дальнейшей ее судьбе миф безразличен. Впрочем, возможен еще один ответ — мурома не просто исчезает бесследно, а превращается в славян. Например, поэтесса Г. Г. Филатова вполне в соответстии с муромской исторической традицией пишет:

При личной беседе от вопроса про дальнейшую судьбу муромы Филатова испытывает обычное для муромлян при таком вопросе недоумение:

...Муром так называется потому что тоже по легенде (sic!), что вот эти побережья Оки заселяли э... угро-финские племена мурома. Вот по названию, так я слышала, назван был этот город. [А потом она куда делась?] Преобразовались в русичей, наверно. Куда она девалась...

Среди музыкальных фольклорных коллективов в Муроме наибольшей популярностью пользуется мужской фольклорный ансамбль «Мурома». На своем сайте музыканты называют свой ансамбль «славным потомоком древнего племени и былинного богатыря Преподобного Ильи Муромца»[16] — и это всё, чем ограничивается «финно-угорская» составляющая идеологии ансамбля. Репертуар же «Муромы» ограничивается русским фольклором — от народных песен Муромского края до общеизвестных русских песен и былин, а также включает православные церковные песнопения.

Иными словами, происхождение от финно-угорского племени актуализируется лишь в «историческом» тексте, но не переживается значительной частью муромлян как повод для выстраивания своей идентичности. Племя мурома для «муромского мифа» — это персонаж не столько истории, сколько «предыстории»[17]. Историю же муромляне наполняют «русскими» символами. Кстати, показательно, что топос особенной «русскости» Мурома появляется в рассужденииях даже некоренных муромлян, так, приведенное ниже рассуждение было записано от человека, живущего в Муроме всего три месяца:

У нас в Нижегородской области (я с Нижнего, с области приехала), у нас тоже неплохие есть девушки, но таких красивых [как в Муроме] нет <...> Это потому что, наверное, всё-таки корни-то старославянские. Мне кажется, лица и обличья всё равно какие-то вот настоящие русские <...> Такая старославянская раса, такая прямо. Четко выраженная, мне кажется [10].

1. Жен., 1941 г.р., род. в Белоруссии, в Муроме с 1970 г., продавец.

2. Муж., 1943 г.р., образование среднее, работал на заводе.

3. Муж., 1941 г.р., образование высшее, род. в Муроме, живет в с. Карачарово, работал инженером.

4. Жен., 1956 г.р., образование высшее, учитель русского языка и литературы.

5. Жен., 1956 г.р., местная, образование высшее, учитель начальных классов.

6. Жен., 1968 г.р., образование высшее, сотрудник университета.

7. Муж., 1937 г.р., род. в Казани, в Муроме с 1954 г., работал машинистом, директором ДК железнодорожников, артист художественной самодеятельности.

8. Жен., 1947 г.р., род. в Муроме, живет в с. Карачарово, образование высшее, работала на заводе.

10. Жен., около 45 лет, род. в Нижегородской обл., в Муроме живет три месяца, продавец.

11. Жен., 1965 г.р., образование высшее, зав. библиотекой.

12. Муж., около 55 лет, образование высшее, сотрудник музея.

13. Жен., 1961 г.р., образование высшее, сотрудник музея.

14. Жен., около 50 лет, образование высшее, сотрудник музея.

Исследование выполнено в рамках проекта «Русские глазами русских: этническая самоидентификация в текстах культуры» при финансовой поддержке РГНФ, грант 06-04-00598а

[1] Топоров В. Н. Петербург и петербургский текст русской литературы // Семиотика города и городской культуры: Петербург. Тарту, 1984.

[2] См., например: Абашев В. В. Пермь как текст: Пермь в русской культуре и литературе ХХ века. Пермь, 2000; «Во глубине России...»: Статьи и материалы о русской провинции. Курск, 2005; Геопанорама русской культуры: Провинция и ее локальные тексты. М., 2004; Люсый А. П. Крымский текст в русской литературе. СПб., 2003; Провинция как реальность и объект осмысления: Материалы. науч. конф. Тверь, 2001; Русская провинция: миф — текст — реальность. М.; СПб., 2000 и т.д.

[3] Предварительные итоги исследования см. в: Ахметова М. В. Русскость как топос «локального текста»: случай Мурома. Электронный ресурс: режим доступа: imk.msu.ru/Publications/Vortrags/ rt06russ_ahmetova_russkie.doc.

[4] Материалы были получены в ходе двух экспедиций, проводившихся в 2005 г. Государственным республиканским центром русского фольклора. Я благодарю своих коллег по экспедициям; отдельную признательность хотелось бы выразить В. Е. Добровольской, предоставившей мне записи, сделанные от сотрудников Муромского историко-художественного музея.

[5] Показательно, что когда данный вопрос задавался жителям г. Бологое, который существенно моложе Мурома (Бологое получило статус города в 1917 г., а его расцвет в качестве пристанционного поселка относится лишь к середине XIX в.), главным отрицательным аргументом и антонимом «европейскости» была не «русскость» города, а, скорее, его «провинциальность» (с отрицательными коннотациями — низким уровнем жизни, бескультурьем и т.д.).

[6] См. одни из первых публикаций по этому поводу: «Наш день любви» (заголовок) // Аргументы и факты. 01.07.1996; «...на Руси издавна есть свой День возлюбленных — покровителей любви и супружеской верности — праздник благоверных князя Петра и княгини Февронии» («Советская Россия»; 27.02.1997); «Мы с восторгом отмечаем западный праздник День Валентина, начисто забыв о своем родном дне влюбленных — Петра и Февронии, который приходится на 8 июля...» («Учительская газета»; 15.07.1997).

[7] Это событие освещалось и в областной (владимирской) прессе: «накануне Дня всех влюбленных студенты и педагоги из Мурома обратились к президенту Путину и Патриарху Алексию II с просьбой: ввести в качестве государственного Праздника Семьи день почитания святых Петра и Февронии, русских покровителей верности и брака» (Поменяем Валентина на Петра с Февронией? // «Призыв» (Владимир). 14.02.2003).

[8] Впрочем, проект «русского праздника влюбленных», не признанный на общегосударственном уровне, в последние годы получил поддержку в ряде регионов, что вполне отвечает настроениям российского общества, озабоченного выработкой новой национальной идеи. К примеру, 8 июля в качестве «русского дня влюбленных» с 2003 г. празднуется в Омске («Омский вестник», 07.07.2004), с 2005 г. — в Волгограде («Волгоградская правда», 31.12.2005); с 2007 г. — в Астрахани («Волга» (Астрахань); 11.07.2007). Праздничная программа может включать в себя и костюмированное представление, и рок-концерт. Вырабатывается и атрибутика праздника, в частности, включающая в себя открытки-ласковки; по-видимому, впервые они появились в Омске («Омская газета»; 01.08.2003) и были заимствованы по крайней мере в Астрахани). Очевидно, что «русский день влюбленных» отталкивается от западного Валентинова дня, а его атрибутика — от соответствующей западной (например, ласковки (от названия села Ласково, из которого была родом Феврония) в форме голубей пародируют валентинки в форме сердечек). Однако общим местом в полемике сторонников этого праздника с днем святого Валентина является то, что 8 июля — традиционный русский праздник, и даже то, что его атрибуты вполне традиционны (ср.: «Участники ансамбля «Астраханская песня» вовлекли новобрачных в хоровод «рука к руке», а затем раздали всем присутствующим открытки — ласковки, которыми на Руси было принято обмениваться влюбленным» («Портал социальной сферы Астраханской области»; 09.07.2007)

Таким образом, мы имеем дело с очередным конструированием истории, когда новые, созданные буквально на наших глазах национальные символы выдаются за традиционные. Время покажет, насколько эти символы жизнеспособны.

[9] Примечательно, что в рассказах муромлян о столкновении с «внешним миром» периодически возникает топос принадлежности Мурома к фольклорному миру: москвичи удивлены, что он существует в реальности. Наиболее показательный пример: «Я заканчивала институт культуры в Москве. Я приехала на первую сессию заочно. Когда я приехала на первую сессию, девочки в Москве, из Подмосковья, они спросили: “А ты откуда?” — “А я из Мурома”. — “Ах, Господи, а мы думали, что это только в сказках” <...> То есть никто не верил, что он щас еще существует» [11].

[10] Подробнее см. об этом: Сухова О. А. Муромский миф о богатыре Илье: история и современность // Уваровские чтения — IV. Богатырский мир: эпос, миф, история. Муром, 2003. С. 7--16.

[11] Там же. С. 12.

[12] Фраза «князь русских городов» заставляет вспомнить летописную формулу мать городов русских, относящаяся к Киеву и являющуюся одним из киевских вербальных символов. К слову сказать, в современном узусе данная формула может применяться по отношению к любым другим городам, а также регионам и служить как буквальным, так и (реже) ироническим свидетельством либо их древности и исторической значимости, либо их доминирующего положения, либо их подлинной русскости со всеми сопутствующими ей коннотациями — ср. соответствующее заявление о Казани президента Татарстана М. Шаймиева на праздновании 1000-летия города в 2005 г. и следующие цитаты:

1. «"Мать городов русских", как часто называют владимирскую землю, была первой удостоена такой чести, затем в ознаменование 2000-летия Рождества Христова двадцать поклонных крестов будут воздвигнуты на территории России и СНГ как символы православия и незыблемости христианских ценностей («Владимирские ведомости»; 28.09.1999);

2. «Сегодня в детско-юношеском центре Волгограда открывается городской конкурс аппликаций "Волга — мать городов русских"» («Волгоградская правда»; 03.12.2002);

3. «Деревня — это мать городов русских, пусть не цивилизованная, полуграмотная, но наша кровная мать, пусть копающаяся в земле, в навозе, вечно занятая, но гордая и мудрая наша мать!» («Город и горожане», Железногорск, Красноярский край; 26.11.1998);

4. «И Калининград — уже не рядовой субъект РФ, а прямо "мать городов русских"» («Региональные известия» (Калининград); 26.05.2005);

5. «Про Новгород все знают. Это одна из матерей городов русских, там было вече и республика, князей выбирали еще в XII веке» («КоммерсантЪ» (Санкт-Петербург); 29.11.2000);

6. «Иркутск не принимал, мы сели в Краснодаре, матери городов русских, там стояли еще 3 часа» («Эхо Москвы: Коробка передач»; 10.07.2006);

7. «Гравюры, фотографии реконструируют облик древней Ладоги, матери городов русских» («Аргументы и факты»; 11.06.2003).

[13] О месте памятника Илье Муромцу в муромском «локальном тексте» и его разнообразных трактовках подробнее см.: Ахметова М. В. Пространство города в поэтическом тексте (опыт комментария) // Фольклор, постфольклор, быт, литература: Сб. ст. к 60-летию Александра Федоровича Белоусова. СПб., 2006. С. 192--202.

[14] Вообще рассуждения людей, профессионально не связанных с музейной и туристической деятельностью, о том, как должен функционировать музей (в том числе под открытым небом), представляют собой определенный интерес с точки зрения набора символов — связанных как с русской историей и русским фольклором, так и с западной культурой потребления. Например, в 2007 г. в Петрозаводске я беседовала с бывшим военным, около 55 лет, занимающимся бизнесом. Мой информант упрекал музей-заповедник «Кижи» в «тихом убожестве» и рассказывал, как он должен выглядеть, чтобы нравиться «среднестатистическому обывателю»; в этом рассказе присутствовали и «музей развития Карелии, северо-западной части Российской Федерации», и люди, исполняющие под балалайки «песни местного колорита», и «женщины, которые ткут старые полотенца», и бьющий в колокола «дядька интересного вида», а в конце экскурсии посетители острова должны пойти в кафе, «где надо съесть гамбургер и сесть обратно на пароход». Впрочем, эта тема выходит за рамки данного исследования.

[15] Впрочем, есть и исключения. В круге научной интеллигенции, связанной с Муромским историко-художественным музеем, считается важным подчеркивать свою финно-угорскую составляющую, ср. следующие высказывания сотрудников музея: «Мы действительно особые, на нас если посмотреть, то мы не русские, не славянский тип, а угро-финский. Муромлянина всегда определишь в толпе — они на русских не похожи» [12]; «Мы не русские, мы муромляне. Это особая, ну, наверное, надо сказать, каста. Мы ведь угро-финны» [13]. Ассимиляция славянами муромы, таким образом, может восприниматься с сожалением: так, во время экскурсии по музею экскурсоводом, в числе прочего рассказывавшего о завоевании агрессивными славянами «мирного народа муромы», были произнесены следующие слова: «Мы мирный народ мурома, но не сохранившие своей этнической идентичности» [14].

[16] Электронный ресурс. Режим доступа: www.muroma.murom.ru.

[17] Как, например, саамы или поморы в представлениях жителей Кольского Севера (см.: Разумова И. А., Тарабукина А. В. «Миф о Севере» в стихах поэтов Кольского края // «Во глубине России...»: Статьи и материалы о русской провинции. Курск, 2005. С. 114—115.