Центр изучения традиционной культуры Европейского Севера
СЕВЕРНЫЙ (АРКТИЧЕСКИЙ) ФЕДЕРАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ имени М.В. Ломоносова
|
ГЛАВНАЯ
2008-2011 (Русский Север) УЧЕБНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ Очное отделение
Магистратура
Аспирантура
ПРОЕКТЫ
|
ПУБЛИКАЦИИ / Народная культура Русского Севера. Живая традиция: Материалы республиканской школы-семинара (10 – 13 ноября 1998 г.). Вып. 2 / Отв. ред. Н.В. Дранникова, Ю.А. Новиков. – Архангельск: Изд-во Поморского государственного университета, 2000. – 136 с. Шелег В.А. Традиционная культура и социально-земледельческие процессы в северной деревне в 20 – 80-е годы XX века Тема эта достаточно обширна и огромна. В этой статье затронуты лишь узловые проблемы, сыгравшие значительную роль в судьбах традиционной культуры. История русской деревни в советскую эпоху заполнена расхожими мифами и штампами, тем более это касается и проблем традиционной культуры. Определенная изученность проблем дореволюционной деревни служит хорошей отправной точкой для изучения и осмысления процессов, происходящих в ней в 20 – 80-е годы ХХ века. Дореволюционная деревня была относительно автономным социальным организмом, решающим широкий круг вопросов – от морально-нравственных до чисто хозяйственных. Значительная часть населения была мало связана собственно с сельским хозяйством, занимаясь обслуживанием нужд деревни или работой на дальний и ближний рынок, то есть обслуживала инфраструктуру деревни и давала дополнительные приработки крестьянскому хозяйству. Архивные материалы показывают, что в каждой волости было множество специалистов: от гончара и плотника до переписчика книг и иконописца. Различные районы специализировались в том или ином промысле: смолокурении, вырубке и сплаве леса и т.д. Существовала отработанная система общественных отношений, общественных праздников. Была велика роль традиции и общественного мнения. Я далек от идеализации дореволюционной деревни. В ней были и нищета, и голод, и дикость, и засилье деревенской богатой верхушки, и давление общинного сознания на личность. Но вместе с тем надо отметить и бурно развивающийся в конце XIX – начале XX века экономический и культурный потенциал северного крестьянства. В конце XIX – начале XX века началось формирование крестьянской интеллигенции. Выходцы из крестьянства заканчивали учительские семинарии, средние, а иногда и высшие учебные заведения и возвращались в деревню. Несмотря на свою относительную малочисленность, эта интеллигенция сыграла огромную роль в развитии экономики и культуры края. По большей части она была настроена оппозиционно к правительству, во многом разделяла народнические взгляды, но в своей массе отрицала революционные взгляды и предпочитала культуртрегерство. Таким образом, крестьянство к началу XX века накопило такой экономический и культурный потенциал, без использования которого Советская власть не решила бы ни одной крупной задачи. 1. 20-е годы Это были годы относительной экономической независимости деревни. Поддерживались, пусть неравноправные, но партнерские отношения с городом, развивалась кооперация, возникали и развивались различные крестьянские объединения: ТОЗы, сельхозартели, коммуны. Не всегда они возникали под давлением сверху. Их возникновению способствовали еще не изжитые общинные настроения, шло довольно быстрое восстановление крестьянского хозяйства, залечивались раны мировой и гражданской войн. Вместе с тем существовал жестокий политический контроль, выкачивание, особенно из зажиточных хозяйств, непомерных налогов, проводились различные политические кампании, усиливалась и искусственно разжигалась вражда между различными группами крестьянства. Свою роль сыграла и борьба с религией, выбивавшая нравственные подпорки у полуграмотного крестьянина, развязывавшая инстинкты вседозволенности. Все же в 20?е годы северная деревня жила экономически относительно благополучно. Об этом свидетельствует и последний в истории русского крестьянства расцвет народного искусства. 2. Коллективизация (1929 – 31 гг.) Коллективизация на Севере была завершена к 1931 году. Почему в северных нехлебородных губерниях темпы коллективизации были более быстрыми, чем во многих средне? и южнорусских губерниях? Описывая свою жизнь, старушки-информанты в один голос говорили, что самыми страшными в их жизни были годы войны и первой пятилетки. По мере изучения материала проблема прояснялась. Годы первой пятилетки. Индустриализация. Оборудование для оснащения промышленных предприятий можно закупить в Германии и Америке только за валюту. Валюту можно было получить в первую очередь за лес. Но государственные лесопункты были малочисленны и маломощны. На закупку леса у крестьян не было ни денег, ни промышленных товаров. Было найдено гениально простое решение. Крестьяне загоняются в колхозы, по районам спускаются твердые планы лесозаготовок, затем они развёрствуются по колхозам, и всё трудоспособное население загоняется в лес. Земледелию и животноводству на Севере с самого начала коллективизации отводится подсобная роль. Они обеспечивают уплату всё растущих налогов и прокорм «тружеников лесного фронта». Все деревенские жители, начиная с пятнадцати–шестнадцатилетнего возраста, обязаны выполнять «первую заповедь». Старушек-информантов, которым в те годы было двенадцать–шестнадцать лет, мало коснулась коллективизация, кроме тех, разумеется, чьи семьи были раскулачены, но отправку в лес они запомнили на всю жизнь. И можно попять, какой шок пережили пятнадцати–шестнадцатилетние девчонки, попав зимой не на посиделки, как им от века было положено, а на лесные делянки и в бараки. Последующие поколения воспринимали это уже как нормальное явление, особенно в военные и первые послевоенные годы. Таким образом, одним махом ломался привычный строй жизни. Уже сам охват чисто сельскохозяйственной и лесодобывающей деятельностью всего трудоспособного населения под корень подрубил многие виды хозяйственной деятельности, напрямую не связанные с сельским хозяйством. Это касается прежде всего многочисленных крестьянских промыслов и ремесел, народного искусства. 3. 30 – 50-е годы В эти годы явственно наблюдается процесс «натурализации» жизни крестьянства. Крестьянская семья отсекла многие потребности как духовные, так и материальные, сосредотачивая усилия на главном – физическом выживании. Если в 20?е годы шёл хотя и неэквивалентный, но всё же товарный обмен между городом и деревней, то в 30?е годы ситуация изменилась. Сельхозпродукция стала изыматься практически бесплатно, а сами крестьяне превратились в даровых «тружеников лесного фронта». Следовательно, отпала и необходимость снабжать деревню промышленными товарами, которых катастрофически не хватало и городу. Да и обескровленная налогами деревня не могла покупать почти ничего, кроме соли и спичек. Народная культура, попавшая в экстремальную социальную ситуацию, сворачивается, отбрасывает все «излишества», сохраняя свою структуру, каркас. Это позволяет ей выжить и при благоприятных условиях вновь расцвести. В такой ситуации оказалась и севернорусская крестьянская культура на несколько десятилетий. В последние годы много пишется о раскулачивании и голоде начала 30?х годов. При этом страшные цифры и факторы заслоняют суть событий. Если бы это были разовые акции, то крестьянство пережило бы их, как пережило многое: от татарских набегов до гражданской войны. Гораздо страшнее было сознание в эти годы механизма, который в течение последующих десятилетий как пресс выдавливал из деревни не только прибавочный, но необходимый для воспроизводства продукт. Деревня оплатила индустриализацию и послевоенное восстановление, запуски первых ракет и помощь «братским» народам Азии, Африки и Америки. Земля и крестьянство, из которых выжимали все, не давая ничего взамен, быстро деградировали. Колхозная деревня сохраняла какую-то продуктивность до тех пор, пока не был исчерпан потенциал поколений, воспринявших крестьянскую трудовую этику, стимулировавшую добросовестный труд, даже бесплатный. Разложение традиционной трудовой этики, утрата ответственности за труд, инициативы, оглядки на общественное мнение – одна из тяжелейших утрат северной деревни. Налицо была тенденция превращения деревни из социального организма в производственный коллектив. Многочисленные реорганизации усилили дезорганизацию деревни. Если раньше любой член крестьянского коллектива: взрослый, старик, ребенок – занимал определенное место и выполнял определенные функции, то превращение деревни в производственную единицу привело не только к чрезвычайному объедению социальной инфраструктуры, но и к «выталкиванию» людей, непосредственно не занятых в производстве, из деревни. С конца 20?х годов и до недавнего времени шёл невиданный в истории исход сельского населения в город. Массовому исходу не препятствовало и отсутствие паспортов у фактически закрепощенного государством крестьянства. Легальной возможностью уйти было получение образования, служба в армии, тюрьма. Многие уходили в города самовольно, хотя за побег грозила тюрьма или лагерь. В 30 – 60?е годы уходили в первую очередь мужчины. С конца 60?х годов с улучшением экономической ситуации, внедрением механизации мужчины стали возвращаться после службы в армии домой, но начался отток женщин. Обедненная социальная инфраструктура деревни не могла предложить им рабочих мест. Такая диспропорция между старшими поколениями и молодежью, между мужчинами и женщинами породила множество проблем современной деревни. 4. Конец 60 – конец 80-х годов Несмотря на продолжающуюся социально-экономическую дезорганизацию деревни, это были самые благоприятные для крестьянства годы. Деревня насытилась, у крестьян появились деньги и возможность приобрести промышленные товары. Начался и процесс реанимации народной культуры. Естественно, в полном объеме или хотя бы системно она не могла уже возродиться. Слишком велики были утраты и изменения в образе жизни. Начался во многом противоречивый и сложный процесс сращивания элементов традиционной и современной культуры. Возрождению и развитию культуры крестьянства во многом способствовал и искренний интерес интеллигенции и скромная финансовая поддержка государства. Менялось и отношение к народному искусству. Если еще в 70?е годы на народного мастера в деревне смотрели как на юродивого, который «дурью мается», то к концу 80?х годов его социальный статус в деревне, несомненно, упрочился. В селах, районных и областных центрах регулярно проводились выставки, при сельских клубах организовывались многочисленные хоровые коллективы, регулярно проводились различные фестивали. Хотя много было казенщины, попыток внедрения «новых социалистических обрядов», но было и искреннее желание работников культуры и членов этих коллективов по возрождению традиционных промыслов. И если в европейских странах затрачивались большие деньги на воспроизводство давно утраченного культурного наследия, в частности, на сувенирное производство и туризм, то в северной глубинке процесс этот протекал намного естественнее. Несмотря на все беды, связь времен не была утрачена. 5. Конец 80 – начало 90?х годов. Итоги Современная деревня – это обломок социального организма. В конце 50 – начале 60?х годов появилась реальная возможность реформирования деревни, тем более, что ее творческий и производственный потенциал ещё не был исчерпан. Эта возможность не была использована. Преобразования 60–80?х годов вели к ухудшению ситуации и дезорганизации деревни. Для поддержания ее минимальной производительности требовалось все больше финансовых вливаний. В конце 80?х годов деревня была брошена на произвол судьбы и вступила в режим самовыживания. Товарное производство развалилось, началось закрытие клубов, библиотек, медпунктов. Явственно прослеживается регенерация наиболее архаичных структур самоорганизации, к которым деревня, лишенная как финансового, так и организационного потенциала, вынуждена была прибегать. © Шелег В.А., 2000 |
1999-2006 © Лаборатория фольклора ПГУ 2006-2024 © Центр изучения традиционной культуры Европейского Севера Копирование и использование материалов сайта без согласия правообладателя - нарушение закона об авторском праве! © Дранникова Наталья Васильевна. Руководитель проекта © Меньшиков Андрей Александрович. Разработка и поддержка сайта © Меньшиков Сергей Александрович. Поддержка сайта Контакты:
E-mail:n.drannikova@narfu.ru
Сайт размещен в сети при поддержке Российского фонда фундаментальных исследований. Проекты № 99-07-90332 и № 01-07-90228
|