- О Центре
- Архив новостей
- Фотоальбом
- Photo collection
- Преподаватели в
магистратуре (фото) - Сотрудники
- Контакты
- Обратная связь
- Аудио
- Видео
2008-2011 (Русский Север) УЧЕБНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ Очное отделение
- Программа по курсу УНПТ
- Планы семинарских занятий
- Вопросы к экзамену
- Список текстов для чтения
- Фольклорная практика
Магистратура
- Русский фольклор
- Филологический анализ
текста - История фольклористики
- Проблемы былиноведения
- Фольклор и миф
- Социальная антропология
- Прагматика фольклора
- Мифы и религии
народов мира - Планы семинаров
- Экзамены. Зачеты
- Вопросы к государственному экзамену
Аспирантура
- Программа для аспирантов по специальности "Фольклористика"
- Вопросы вступительного экзамена в аспирантуру
- Вопросы кандидатского минимума
ПРОЕКТЫ
- Гранты
- Информационно-справочная система
- Этнограф Петр Ефименко
- Устная история
Архангельского
Севера в фольклоре - Пинежские свадебные
и игровые песни - Электронный атлас
"Традиционная культура
Пинежья"
- Мультимедийный каталог традиционной культуры Русского Поморья
ПУБЛИКАЦИИ / Народная культура Русского Севера. Живая традиция: Материалы республиканской школы-семинара (10 – 13 ноября 1998 г.). Вып. 2 / Отв. ред. Н.В. Дранникова, Ю.А. Новиков. – Архангельск: Изд-во Поморского государственного университета, 2000. – 136 с.
Разумова И.А. Рассказы о связи живых и умерших родственников в современном семейном фольклоре
Система семейно-родственных отношений и их осмысление создают в силу своей устойчивости и универсальности такие условия существования специфического фольклора, при которых оппозиция традиционного и современного утрачивает релевантность. Подтверждение тому – материалы, собранные в последние годы среди населения городов и поселков севера и северо-запада России (1996 – 1998 гг., г.Петрозаводск, Карелия, г. С.-Петербург, Ленинградская обл., Мурманская обл., г.Архангельск).
Семейно-родственный и дружеский круг является преимущественной сферой бытования отдельных тематических разновидностей мифологической прозы, объединенных мотивами и символикой родства. Среди них заметное место занимают рассказы о повседневных и ритуальных контактах живых и умерших родственников. Для родных граница между жизнью и смертью проницаема, и общение возможно без участия медиумов, колдунов и т.п. Кровное родство сохраняется в загробном мире, о чем свидетельствуют, в частности, «замкнутость традиционного поминовения семейным кругом»[i], а также повествовательные тексты.
Предмет нашего рассмотрения – тексты различных фольклорно-речевых жанров. Прежде всего, это собственно мифологические рассказы, повествующие о прецедентах. Минимальный (в структурном отношении) текст такого рода констатирует факт контакта живого и покойного, воспринимаемый как неординарный и символический. Дополнительными элементами являются мотивировка данного факта и его последствия. Амплифицированная структура создается мотивами ответных действий или «диалога» персонажей и их результата (восстановления равновесия).
Другой жанр составляют нормативные тексты примет («если <…>, то <…>»), запретов («нельзя <…>, потому что <…>»), предписаний («нужно <…>, чтобы <…>»). По отношению к ним рассказы выполняют функцию «examples». Наконец, особый род текстов – рассуждения информантов на интересующую нас тему.
Со смертью родственника между ним и живыми устанавливается новый тип отношений, оформляемый погребально-поминальной обрядностью. Для «текста смерти» характерен мотив «собирания родственников», который реализуется в особых формах поведения и приметах. Так, решение старшего родственника пригласить в гости всю родню нередко расценивается как предчувствие кончины. «Общий сбор» на похоронах – пороговая ситуация, которая указывает на близкие отношения. Ритуальное время после свершившегося факта смерти – период специфического поведения родственников, находящихся в трауре[ii]. Рассказы о смерти близких показывают, что все зрительные, акустические, эмоциональные, тактильные ощущения интерпретируются в контексте ситуации «прощания».
Представление о том, что пока покойный не предан земле, он обладает еще некоторым количеством жизненной силы, порождает сюжет «обхода» умершим дома и родственников. Считается, что покойный «ходит», т.е. является в физическом облике, оттого и признаки его «хождения» вполне материальны: хлопанье дверей, сквозняк, перемещение и падение предметов, плач детей, лай собак. Явление умершего могут наблюдать и ощущать сразу два родственника и более. Например, покойный и еще не похороненный отец ночью подходит к дочери, жене, гладит по голове, поправляет одеяло. Все это наблюдает дочь и наутро подтверждает сын.
После погребения посещения умерших происходят в поминальные дни, регламентируясь ими; поэтому такие визиты не могут считаться неожиданными (независимо от индивидуальных реакций визионеров). Поминальными днями размечен поэтапный «уход» из мира живых. Покойного еще можно «видеть», и эти видения фиксируются семейной памятью. Формы визитов из инобытия различны. В самом общем виде разграничиваются, с одной стороны, «явления» умерших, которые сопровождаются внешними физическими признаками и соответствующими ощущениями живых (визуальными, акустическими, тактильными), с другой стороны, образы сновидений.
«Видения» («голоса» и т.п.) имеют более высокий сакральный статус, чем сновидения. Не случайно информанты, желая подчеркнуть значимость и достоверность происшедшего, уточняют, что находились в состоянии бодрствования: «После того, как папу похоронили, приехали домой. Анюта телевизор смотрит, а я просто закрыла глаза, это был не сон. Папа открыл глаза в гробу, откинул покрывало (тюль), потом сел. Я говорю: «Папа, не ходи, никого не тревожь!» И он обратно откинулся и лег. И земля ссыпалась, и могила опять стоит» (Евгения, 41 год, г.Петрозаводск). Частотность сновидений, в которых являются покойные родственники, выше, чем «видений». Последние наблюдаются крайне редко по истечении ритуально отмеченного периода и, как правило, связаны с сюжетом «чудесного спасения» живого родственника в критической ситуации.
Появление покойных среди живых имеет ряд типовых мотивировок. Большинство из них связано с идеей выделения «доли» умершего[iii] и с обязательностью завершения процедуры прощания. Несоблюдение любого ритуального правила может вызвать напоминание со стороны покойного: отсутствие родственника на похоронах, слезы над гробом, оставленные в доме вещи, соприкасавшиеся с покойником (например, тюль, которым его накрывали), нарушение обычая при его одевании и многое другое.
В контексте представления о «доле» покойного должен рассматриваться мотив «прихода» его за какой-либо вещью или за тем, что он любил при жизни. Несколько дней подряд покойный муж приходит и съедает оставленную в сенях кашу. Через несколько лет после смерти отец приходит в дом, чтобы помыться (близкие слышат шум воды в ванной, наутро титан оказывается горячим).
Чаще всего умерший просит отдать ему что-либо из личных вещей, причем в большинстве случаев требования связаны с обувью – самым важным атрибутом для перехода в иной мир[iv]. Так, если в нарушение правил покойный положен не в старой ношеной обуви, он выражает недовольство. Нередко просьбы касаются трапезы («любимых блюд» усопшего). Курящим нужны сигареты и спички. Все названные и еще многие другие случаи рассматриваются как указание на необходимость поминовения и вызывают соответствующие ответные действия живых. Требуемые вещи относят на могилу или закапывают около нее, отдают нищим. Один из сюжетов: умерший сообщает адрес, куда следует отнести требуемое (выясняется, что в этом доме покойник), или называет место на дороге, по которому будет ехать похоронная процессия.
По общему свидетельству информантов, после того, как порядок погребения, прощания («выделения доли») восстановлен, умерший перестает беспокоиться. Это представление оформляется и в виде известной приметы: «Некоторое время после смерти он (дед. – И.Р.) снился бабушке, а мне, к счастью, нет. К счастью – это потому, что бабушка говорит, что если человек снится после смерти, значит, не может чего-то простить» (Павел, 19 лет, Петрозаводск).
Посещения покойными живых в более поздние сроки обусловлены в значительной мере необходимостью регулярных поминовений и ухода за могилой. Могила ассоциируется с физическим телом погребенного, части ее – с частями тела человека. Дальней родственнице снится умершая со словами: «Придите ко мне волосы расчесать». Приехав на могилу, она видит, что все заросло травой, начинает вырывать: «Вот оно – расчесывание волос» (Елена, 38 лет, Петрозаводск). Покойная мать сообщает дочери, что какая-то женщина ее расцарапала. Оказывается, на могилу приходила соседка, подметала веником из прутьев (Ольга, 18 лет, со слов бабушки; Карелия) и т.п. Если в семье существует порядок поминовений, то любое нарушение его провоцирует напоминания со стороны предков. То же происходит, когда родственники переживают, что далеко живут от места фамильного захоронения.
Поминальные действия осознаются, прежде всего, как выполнение долга перед умершими или собственная внутренняя потребность. Одновременно это и обережные мероприятия, после которых покойник «перестает приходить». Согласно сюжетике рассказов страх и потребность в обережных действиях вызываются самим появлением покойного, но не вредоносными акциями с его стороны. Кроме того, на приход одного и того же умершего родственники могут реагировать неодинаково. Мать вступает в контакт с покойным сыном, который помогает ей, но второй сын (живой) усматривает в пришедшем брате «нечистую силу»[v].
В целом же, образы покойного родственника и «нечистого» расподоблены. Имеют тенденцию восприниматься негативно только визиты покойных супругов, которые приходят за своей «половиной». Рассказы о покойных женихах и супругах, по нашему мнению, должны быть рассмотрены в контексте метасюжета «Черт – мифический любовник»[vi]. Основанием для превращения умершего в нечистого могут послужить дополнительные обстоятельства: прижизненная репутация его как колдуна, особые обстоятельства смерти, – но таких рассказов «семейный текст» почти не содержит, либо они являются эзотерическим семейным знанием.
Страх от посещения покойных родственников имеет иные основания, нежели боязнь «еретиков», с которыми можно справиться известными оберегами. Здесь опасность заключается в самой силе родственной связи, которая разрушает границу земного и потустороннего. Одна из главных причин «прихода» умерших – тоска живых, превышающая некую меру. Это чувство обоюдно: покойные призывают к себе живых. Популярный мотив: члены семьи умирают один за другим, как будто смерть забирает их вместе.
Многочисленны свидетельства о том, как умирающие слышат или видят во сне, что их «зовут» покойные предки. По неписаным правилам поведения во сне, нельзя соглашаться на приглашения умершего. В зависимости от соблюдения правила различаются три версии сюжета: 1) откликнувшийся на зов умирает; 2) отказавшийся остается в живых; 3) тот, кто согласился пойти, но вернулся с полдороги, тяжело болеет. Примеры многочисленны.
Совмещение представлений об опасности со стороны покойных и покровительстве предков реализовалось в мотиве «предостережения», которое усматривается в явлениях покойных родственников: «Дедушка часто приходил к маме во сне, предупреждая о наших болезнях или каких-нибудь несчастьях» (Елена, 18 лет); «Так получилось, что моя мама умерла. И поэтому, когда я вижу ее во сне, то знаю, что это знак о грозящей мне опасности» (Елена, 17 лет) и т.п. Такие высказывания нередко иллюстрируются подтверждающими рассказами.
«Предками» в полном значении, носителями родового знания, умершие родственники становятся по истечении ритуально отмеченного периода после смерти. Их посещения перестают регламентироваться сроками ритуальных поминовений, а инициируются, скорее, потребностями семьи и индивида. Многие признаются, что видят предков в критических ситуациях. Метафункция патронажа имеет разнообразные конкретизации. Предки предсказывают судьбы, «утешают», «излечивают», «поддерживают», «советуют», оценивают поступки живых, учат тому, чему не успели научить. Каждая из функций может быть продемонстрирована на большом количестве текстов, которые представляют массовую традицию.
В свою очередь, не ограничиваясь периодическими ритуальными поминовениями, живые поддерживают постоянную связь с предками, обращаются к ним в мыслях и молитвах, беседуют с ними (в том числе, например, с их фотографиями). В большинстве семей отыскиваются факты, подтверждающие помощь предков. Они воплощаются в типовых рассказах: «Когда в нашей жизни наступают тяжелые события, и перед важными событиями члены нашей семьи мысленно обращаются к бабушке. И как бы просят поддержки и положительного исхода. Например, брат был в армии, когда начались события в Чечне. Несколько раз его хотели отправить в горячую точку. И каждый раз складывались такие обстоятельства, что он оставался в части» (Виктория, 25 лет, Петрозаводск); «Бабушка говорит, что ее отец тоже очень часто обращался к своим родителям. Особенно в тех случаях, когда их партизанский отряд отправлялся в очередной поход. Каждый раз он говорил: «Отец, помоги!», – и всегда возвращался живым и невредимым» (Ирина, 18 лет, Карелия).
Коммуникативная цепь может прерываться в силу объективных или субъективных условий. Иногда ритуальное общение прерывается именно с теми из близких, с кем была наиболее тесная связь при жизни. С другой стороны, общение с умершими предками иногда превосходит и компенсирует связи с живыми родственниками. Формы контактов живых и умерших столь же универсальны, сколь индивидуализированы.
ПРИМЕЧАНИЯ
© Разумова И.А., 2000
[i] Седакова О.А. Поминальные дни и статья Д.К.Зеленина «Древнерусский языческий культ заложных покойников» //Проблемы славянской этнографии. – Л., 1979. – С. 123 – 130.
[ii] Байбурин А.К., Топорков А.Л. У истоков этикета: Этнографические очерки. – Л., 1990. – С. 98 – 101.
[iii] Седакова О.А. Тема «доли» в погребальном обряде (восточно- и южнославянский материал) //Исследования в области балто-славянской духовной культуры: Погребальный обряд. – М., 1990. – С. 54 – 65.
[iv] Зеленин Д.К. Избранные труды: Статьи по духовной культуре. 1901 – 1913. – М., 1994. – С. 226 – 227.
[v] Мифологические рассказы и легенды Русского Севера /Сост. О.А.Черепанова. – СПб., 1996. – С. 24.
[vi] Пигин А.В. Из истории русской демонологии ХVII века. – СПб., 1998. – С. 94 – 96.
1999-2006 © Лаборатория фольклора ПГУ
2006-2024 © Центр изучения традиционной культуры Европейского Севера
Копирование и использование материалов сайта без согласия правообладателя - нарушение закона об авторском праве!
© Дранникова Наталья Васильевна. Руководитель проекта
© Меньшиков Андрей Александрович. Разработка и поддержка сайта
© Меньшиков Сергей Александрович. Поддержка сайта
Контакты:
Россия, г. Архангельск,
ул. Смольный Буян, д. 7
(7-й учебный корпус САФУ),
аудит. 203
"Центр изучения традиционной культуры Европейского Севера"
(Лаборатория фольклора). folk@narfu.ru
E-mail:n.drannikova@narfu.ru
Сайт размещен в сети при поддержке Российского фонда фундаментальных исследований. Проекты № 99-07-90332 и № 01-07-90228
и Гранта Президента Российской Федерации для поддержки творческих проектов общенационального значения в области культуры и искусства.
Руководитель проектов
Н.В. Дранникова
